Эвелин Энтони - Елизавета I

— Мы ведь решили, что не будем касаться этой темы, — напомнила ему Мария, и в её глазах опять сверкнул враждебный огонёк, — правда, только на секунду — и сразу погас. На её губах снова появилась улыбка. — Я не буду тебя задерживать, Джеймс; но мне хотелось бы сначала всё обсудить с тобой. Ты ведь знаешь, как я полагаюсь на тебя.

Он сначала поцеловал ей руку, затем поцеловал в щёку, поклонился и вышел. Оставшись одна, Мария сбросила с колен накидку и встала, её губы сжались, а раскосые глаза прищурились от гнева.

Она должна выйти замуж. Бог свидетель, он прав! Она должна найти мужчину, который встанет между ней, се сводным братом и её дворянами и так или иначе избавит её от этой приводящей в исступление жизни, прекратит это фиктивное царствование, когда любое её слово или поступок подлежат предварительному одобрению другими. По сравнению с первоначальным её положение несколько улучшилось: свобода действий расширилась, у неё появилось много друзей, её любят отчасти ради неё самой, но главным образом за то, что она символизирует: надежду поглотить богатого врага по ту сторону южной границы. И всё же она не любит ни шотландцев, ни их страну; она не в силах их полюбить. Она не может всю жизнь прозябать в этой нищей, унылой стране, когда совсем рядом находится свободное и просвещённое государство с богатыми городами и великолепными дворцами, причём значительная часть населения этого государства — её единоверцы. В Англии она была бы такой же королевой, как Елизавета. Она пыталась полюбить Шотландию, но для того, чтобы Шотландия полюбила её, ей необходимо было пересмотреть все свои убеждения относительно прав государя и необходимейших условий цивилизованного существования. Это холодная, суровая, полудикая страна. В отчаянии Мария Стюарт ходила взад и вперёд по своей комнатушке, представляя себе, как легко было бы полюбить Английское государство и превратиться в английскую королеву. Мысленно она вновь вернулась к депеше Летингтона. Хотя этот человек имел репутацию неразборчивого в средствах авантюриста, Марии он нравился; это был человек проницательного ума, с суховатым чувством юмора, которое казалось ей забавным, циник, но утончённый циник; при взгляде на неё в его быстрых глазах мелькали весёлые искорки, как если бы он заглядывал в глубины её непокорного и честолюбивого духа, таящегося под личиной тихой кротости. В первые месяцы её царствования в Шотландии он внимательно наблюдал за ней, и Мария знала, что сумела завоевать его уважение своей тактичностью — или, скорее, искусным притворством. У них не только было одинаковое чувство юмора; они вдвоём составили заговор с целью перехитрить её врагов. Летингтон ненавидел грубого, напыщенного проповедника Нокса, презирал её брата Джеймса, а кроме того, он признался, что его вольнодумство позволяет ему быть безразличным к её вере. Приняв решение поддерживать её, он оказывал ей неоценимые услуги. Летингтон не терпел дураков и не был намерен примыкать к тем, кто обречён на поражение. Он понимал, каковы её возможности, и решил: если направлять эту королеву туда, куда нужно, то при некотором везении она вполне может объединить под своей короной и Англию, и Шотландию.

Он много писал ей о её кузине Елизавете, к которой питал искреннее уважение. Он сообщал своей госпоже, что её соперница — умная и изворотливая женщина, фактически абсолютная правительница своего государства, сосредоточившая в своих руках власть, при мысли о которой Марию сжигала зависть. То была превосходная актриса, которая также отлично владела искусством лжи; она торжественно заявляла о своих дружеских чувствах к шотландской королеве и, сентиментально вздыхая, говорила о том, что мечтает встретиться с ней, хотя на самом деле предприняла всё от неё зависящее, чтобы эта встреча не состоялась. Далее Летингтон сообщал, что Елизавета совершенно лишена какого-либо религиозного чувства; поскольку она любит музыку и танцы, ей, должно быть, больше по вкусу католические обряды, и тем не менее на тех своих подданных-католиков, которые отказываются посещать официальные богослужения, она накладывает разорительные пени. Из-за этого многим пришлось капитулировать, чтобы не впасть в нужду. Нравственные соображения ей чужды, но она как огня боится войны. Марию это обрадовало; она сочла эту черту признаком слабости, на фоне которого её мужество и романтические мечты о походах и битвах смотрелись очень выигрышно. Позиция Елизаветы в этом вопросе попахивала счётными книгами и мещанской осмотрительностью, которую Мария от всей души презирала. По мнению Летингтона, английская королева вряд ли когда-нибудь выйдет замуж; по слухам, она бесплодна и поэтому остаётся любовницей лорда Роберта Дадли. Если Мария подождёт и не будет раздражать свою кузину браком с иностранцем, та в конце концов назовёт её своей наследницей. После этого уже можно будет действовать смелее. Но в каждом письме, приходившем из Англии, он подчёркивал, что Елизавета — серьёзный противник, некоторые из её сторонников принадлежат к числу умнейших людей в Европе, а возглавляет их сэр Вильям Сесил.

«Серьёзный противник», — повторяла про себя Мария, пытаясь на основе всего, что она слышала об этой женщине, составить себе ясное представление о сестре как о человеке. Беспощадная, лживая, способная навязать свою волю тем самым людям, которых Летингтон считает необычайно мудрыми и сильными. Одарённая музыкантша, непревзойдённая танцовщица, страстно любит наряжаться и питает слабость к драгоценностям (считается, что один из надёжнейших способов завоевать расположение Елизаветы — преподнести ей ценный подарок, в том числе предметы одежды). Она свободно говорит на трёх языках и переводит классиков как университетский профессор, а пожалуй, и лучше многих из них. И всё же она незаконнорождённая, дочь вульгарной авантюристки, обезглавленной за прелюбодеяние и кровосмесительство. У неё нет ни красоты Марии, ни подлинно королевского происхождения, в её жидах не течёт кровь Стюартов и Гизов. Она еретичка и самозванка, и весь её ум не сможет перевесить эти недостатки, когда дело дойдёт до выбора между ней и королевой Шотландии.

Несмотря на предостережения и сомнения Летингтона, Джеймса и всех остальных, вера Марии Стюарт в свою звезду была сильнее, чем когда-либо. Она оглядывалась на два года, проведённые в Шотландии, и говорила, что после такой практики управления непокорным народом править Англией будет сущим пустяком.

Она взяла последнюю депешу Летингтона и стала перечитывать в ней то, что касалось Генри Дарнли.

В конце того же года английские войска оккупировали Гавр. Решившись вступить в войну, Елизавета действовала жёстко. Сесилу, впавшему было в немилость, удалось вернуть себе её благосклонность (это была одна из тех внезапных перемен в её отношении к людям, которые всех так удивляли), она послала за ним, провела наедине с ним три часа, а на следующий день вышла к придворным, демонстративно опираясь на его руку. Если временами она к нему слегка охладевала, это лишь заставляло его сильнее изощрять свой ум; благодаря этому он не впадал в самоуспокоенность и работал лучше. Елизавета подчиняла его себе постепенно, но это ей удалось целиком и полностью точно так же, как и с Дадли. Сэр Вильям любил свою жену и многочисленных детей, которых становилось всё больше, но ему было не под силу объяснить, что привязывает его к Елизавете — то была странная смесь восхищения и страха перед её непредсказуемостью.