Вольдемар Балязин - Правительницы России

Великая княгиня, как утверждали её недоброхоты, не только вступила в любовную переписку и связь с графом Андреем Кирилловичем Разумовским, но даже задумывала совершить вместе с ним государственный переворот. Князь Вальдек — канцлер Австрийской империи — хорошо осведомлённый в династийных немецких делах, говорил родственнику Екатерины принцу Ангальт-Бернбургскому: «Если эта (то есть Наталья Алексеевна) не устроила переворота, то никто его не сделает».

Английский посланник Джемс Гаррис писал о Наталье Алексеевне канцлеру Англии графу Суффолку, что вскоре после брака цесаревича с принцессой Гессен-Дармштадтской она легко нашла секрет управлять им, а сама, в свою очередь, находилась под влиянием своего любовника Андрея Разумовского. «Эта молодая принцесса, — писал Гаррис, — была горда и решительна, и если бы смерть не остановила её, в течение её жизни наверное возникла бы борьба между свекровью и невесткой».

Екатерина, как только Наталья Алексеевна скончалась, немедленно обыскала её кабинет, нашла там письма Разумовского и забрала их себе.

Павел очень любил жену и бесконечно страдал из-за её смерти, едва не лишившись рассудка.

То ли для того, чтобы положить конец его переживаниям, то ли по иной причине, Екатерина велела прислать безутешному сыну связку писем, найденную в тайном ящике письменного стола покойной. Прочитав письма, Павел совершенно ясно осознал, что между Разумовским и Натальей Алексеевной существовала прочная любовная связь и что отцом ребёнка, из-за которого она умерла, вполне мог быть не он, а Разумовский.

Утверждают, что именно с этого момента Павел пришёл в то состояние душевного расстройства, которое сопутствовало ему всю жизнь. Пережив невероятное душевное потрясение, Павел на второй день после смерти Натальи Алексеевны принял решение жениться на Вюртембергской принцессе Софии-Доротее, а ещё через два дня фельдмаршалу Румянцеву был отправлен рескрипт императрицы, содержавший приказ немедленно приехать из Глухова в Петербург, так как ему надлежит стать участником в «верном, нужном и приятном деле, о коем инако не желает объявить ему, как при свидании с ним».

Завадовский приложил к рескрипту записку, в которой, не раскрывая сути дела, писал: «Храни Бог от поездки отговариваться. Весьма неугодно будет Государыне и Великому Князю».

Больной Румянцев, кряхтя и стеная, собрался в дорогу и направился в Петербург. Там он узнал, что ему вместе с Павлом предстоит поездка в Берлин, где их будет ждать невеста цесаревича. Павел, Румянцев, брат Фридриха II принц Генрих и сопровождавшие их царедворцы уехали в Берлин.

Место свидания было выбрано не случайно: Берлин с давних пор был для Павла городом мечты, ибо там жил его кумир — Фридрих Великий, который к тому же становился его родственником, так как будущая тёща Павла доводилась прусскому королю племянницей, а невеста — внучатой племянницей.

Павел и его свита двигались через Ригу и Кёнигсберг и 10 июля торжественно въехали в Берлин. При встрече с Фридрихом Павел произнёс торжественную речь, сказав, что он удостоился «видеть величайшего героя, удивление нашего века и удивление потомства».

Встретившись в тот же день с невестой, Павел так описал своё первое впечатление в письме к Екатерине: «Я нашёл невесту свою такову, какову только желать мысленно себе мог: недурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно, и уже известен я, что ли она сделала действо в сердце моём, то не без чувства и она с своей стороны осталась... Дайте мне благословение своё и будьте уверены, что все поступки жизни моей обращены заслужить милость вашу ко мне».

Вюртембергская принцесса София-Доротея-Августа-Луиза — таково было полное имя Марии Фёдоровны до крещения по православному обряду — была знатна, но очень бедна и, в частности и от этого, получила поверхностное домашнее образование, «женское» в самом уничижительном смысле этого слова.

В одной из её ученических тетрадей сохранилось переписанное ею французское стихотворение «философия женщин», являющееся своеобразным кредо будущей российской императрицы: «Нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобрела слишком обширные познания. Воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой, блюсти в расходах бережливость — вот в чём должно состоять её учение и философия». Этот принцип Мария Фёдоровна исповедовала всю свою жизнь.

Екатерина была довольна итогом поездки сына в Берлин, в частности и потому, что он сумел, как она думала, расположить к себе Фридриха Великого. Однако «Старый Фриц», как звали короля его подданные, разглядел в молодом человеке то, чего не видел в нём никто: написав Екатерине восторженное письмо о новом родственнике, Фридрих для себя записал следующее: «Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило... опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором будучи призван управлять народом грубым и диким, избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца».

Павел уехал из Берлина, переполненный чувствами восхищения перед королём и его армией, которая произвела на цесаревича исключительно сильное впечатление, став вечным образцом для подражания. Оставив Пруссию, Павел до конца своих дней хранил в уме и сердце преклонение перед прусскими государственной и военной системами, пытаясь перенять всё, что можно, для укоренения этих институтов в России. Но так как Россия не могла стать второй Пруссией, то усилия Павла были направлены на то, чтобы придать империи и армии хотя бы внешнее сходство с полюбившейся ему державой.

Павел вернулся в Царское Село 14 августа, а 31 августа туда же приехала и София-Доротея.

Екатерина была совершенно счастлива своей новой невесткой.

К тому же шестнадцатилетняя девушка безоглядно влюбилась в своего суженого. За несколько дней до свадьбы она писала Павлу: «Я не могу лечь, мой дорогой и обожаемый князь, не сказавши вам ещё раз, что я до безумия люблю и обожаю вас... Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать вам; вся моя жизнь будет служить вам доказательством моих нежных чувств; да, дорогой, обожаемый, драгоценнейший князь, вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые моё сердце будет питать к вам».

А после того как 15 сентября Петербургский архиепископ Платон, перед тем преподававший Софии-Доротее православный закон, обручил её с цесаревичем, назвав впервые новым именем и титулом: «Великая княжна Мария Фёдоровна», благодарная невеста прислала жениху по своему собственному почину такую записку: «Клянусь этой бумагой всю жизнь любить и обожать вас и постоянно быть нежно привязанной к вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к вам. Таковы чувства вашего на веки нежного и вернейшего друга и невесты». И впервые в жизни подписалась: «Мария Фёдоровна».