Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

— Умолкни, бешена.

Патриарх затряс на неё руками, затем развернулся к находившимся в палате архиереям:

— Облеките мене во священную одежду, помажу чело ся священным маслом, может, придёт в разум.

Питирима облачили в патриаршие одежды и принесли священное масло. Взяв его, он вновь начал приближаться к Феодоре.

— Отойди от мене, — истерично закричала Морозова. — Почто дерзаешь, хощеши коснутися мово лица?

Питирим, не слушая её, протянул руку с кисточкой, но Феодора вцепилась в неё:

— Не губи мя, грешницу, отступным своим маслом! Чего ради узы сие носила я боле года, ради Господа Бога нашего. Ты же весь мой недостойный труд единым мигом хощеши погубити.

По взгляду патриарха монахи вцепились ей в руки, стараясь отвести их в стороны. Но Феодора упала на пол, дико крича и отбиваясь руками и ногами. При виде этого озлившийся Питирим приказал стрельцам:

— Извлечите ея отсюдова, вражью дщерь, страдницу, в сруб.

Феодора продолжала кричать, отмахиваясь руками и ногами. Тогда огромный стрелец, ухватившись за цепь и не поднимая с пола, вытащил её волоком из палаты.

Узнав о случившемся, царь явился к патриарху.

— Разве я не рек тебе прежде о лютости жены сей? — обратился он к нему.

Трое суток решали судьбу боярыни Феодоры. Её братья были отправлены на дальние воеводства: Фёдор — в Чугуев, Алексей — в Острогожск. Лишь после этого было принято решение.

Седьмого июля Феодору Морозову, Евдокию Урусову и Марию Данилову привели в пытошные казематы. За покрытым красным сукном столом у стены сидели бояре: князь Яков Никитьевич Одоевский, князь Иван Алексеевич Воротынский и Василий Семёнович Волынский. Сбоку со свитками и перьями расположился дьяк Иларион Иванов.

Трёх женщин, обнажив до пояса, подвесили на дыбу на встряску, чтобы они отреклись от своих злых заблуждений. Затем, привязав к ногам брёвна и растянув, привели к огню. Факел оставил на телах множество ожогов. После чего, до конца обнажив Марию, высекли её по обожжённому телу у ног Феодоры. Затем вновь подвесили на дыбу.

Пытки продолжались всю ночь.

Утром, когда собралась дума, патриарх потребовал сожжения всех трёх, против выступил Юрий Алексеевич Долгорукий. Ничего не решив, Алексей Михайлович удалился в свои покои, где его уже поджидала сестрица Ирина Михайловна.

— Любезный мой братец,— накинулась она сразу, — оставил бы ты, Христа ради, бедную страдалицу Феодору. Пошли ея в дальний какой-нито женский монастырь, и пусть аки хочет Богу молится. Ведь ты пытал ея пыткой лютою. Рази ж на Руси женщин пытали, каки изменников и отступников окоянных? То жестокость невиданна. Вспомни заслуги Бориса Морозова, што вместо отца тебе был в молодости. Она же брата евойнова меньшего жена.

Алексей Михайлович нежно любил сестру Ирину, старался с ней не ссориться.

— Иринушка, родимая, она ж везде мене поносит, речёт, што я предался дьаволу.

— А ты плюнь, плюнь на неё.

— Брось, Ирина, то попрание царёвой чести.

— Не отпустишь Феодору, и хаживать к тебе перестану.

Государь вспылил:

— Ну на том и порешили.

— Энто Наташка Нарышкина тебе всех нас заслонила: и родню, и верных людей.

Царевна поспешила оставить брата. Ссора, которой он не хотел, состоялась, и хотя Морозову он не отпустил, однако от пытки убрал, отослав подальше с глаз долой вместе с её сестрой и Марией Даниловой в Боровск, в земляную тюрьму.

Семья государя Алексея Михайловича окончательно распалась. С одной стороны оказались три его сестры и шесть дочерей, с другой — он сам с молодой женой и новорождённым сыном. Связующим звеном стал царевич Фёдор, который во всё это не вмешивался. Алексей Михайлович распустил его двор, что дало почву для слухов, что царь решил переменить своё решение и объявить наследником престола новорождённого царевича. Но всё было как раз наоборот. Именно Фёдор не рвался к царскому венцу, а двор был распущен из-за своих удельно-княжеских взглядов. Ближним боярином к царевичу был поставлен князь Куракин Фёдор Фёдорович, окольничим по настоянию царевича — ярый лошадник князь Долгорукий Василий Дмитриевич, в отличие от всей его родни не стремящийся к большим должностям.

После того как Фёдор увидел новорождённого брата, к нему вернулась радость и жажда жизни. А его конюшни увеличились до трёхсот лошадей. Он добился, чтобы во главе Золотой, Серебряной и Оружейной палат поставили его постельничего Ивана Хитрово, но распоряжался в них сам, собрав вокруг себя лучших мастеров, соединив золотых дел мастеров с мастерами по финифти, делавших такие вещи: посуду, украшения, оклады, какие никогда не создавались на Руси. Добился, чтобы царскую швею Алёну Храмову величали мастерицей. Собрал живописцев и иконописцев: Ивана Безмина, Богдана Салтанова, Петра Афанасьева, Филиппа Павлова, Дорофея Ермолаева, Никифора Бабыкина, Карпа Залатарева и голландца Энглиса, заставил их окончательно отойти от парсун в церковной манере и писать близкие к образу портреты, рисовать на стенах, столах, столпах и нишах сцены не только из библейской жизни. Алексей Михайлович радовался увлечениям сына.

Ещё при рождении к Фёдору для увеселения были назначены четырнадцать стольников, его сверстников, из благородных семей. Однако они редко бывали при царевиче. Теперь же Фёдор призвал их к себе, часто соревнуясь с ними в стрельбе из лука. Стараниями дядьки Хитрово эта дикая когорта была вооружена до зубов. Лучшие мастера Оружейной палаты снабжали детей роскошными маленькими луками и стрелами, знамёнами и барабанами, палашами и кинжалами.

При Московском дворе стрельба из лука приобрела ко времени воцарения Романовых характер тщательно культивированного развлечения, став традицией.

Учитывая, что стрельбой занимался ещё царь Михаил Фёдорович, правила ко времени царевича Фёдора устоялись. Стрелы были строго специализированы и назывались по форме наконечника: томары, срезни, свисты и северьги. Наконечники делались из слоновой кости или серебра с подчеканом, резьбой, позолотой. Древки были яблоневые, берёзовые, буковые, редко чинаровые, — золочёные или шафрановые, с золотой каймой у наконечника, с ушками для упора в тетиву из рыбьей кости с золотом и бирюзой. Перья были обязательно орлиные — белые хвостовые, реже красно-коричневые или чёрные из крыльев.

Кроме увлечения лошадьми и стрельбой из лука, Фёдор получил в помощь Симеону Полоцкому трёх новых учителей, окольничих: Алексея Тимофеевича Лихачёва, Панфила Тимофеевича Белянинова и подьячего Афанасия Фёдоровича Иванова. Царевич устроил обучение совместно со своими стольниками, собирая в учебной палате собственную вифлиотику.

В кратчайший срок она стала насчитывать двести семьдесят шесть томов, десятая часть которых была в единственном экземпляре. За всеми этими занятиями Фёдор отдалялся как от сестёр, так и от отца.