Александр Немировский - Пифагор

— Да. Пришлось добираться по жаре пешком. И чем ты объяснишь, что в старину держались подальше от моря?

Великий Врач пожал плечами:

— С медицинской точки зрения это оправдано. Излишняя влажность и возможность занесения повальных болезней с кораблей. Что касается военной стороны, выгод или неудобств, судить не мне.

— Ты назвал этот город молодым, но он занимает весь полуостров, — проговорил Мардоний, не отрывая взгляда от берега.

— Приморские города растут быстро. К тому же и первыми обитателями Таранта были рабы, а их всегда больше, чем свободных.

— Так это город рабов?! — воскликнул Мардоний.

— Полуилотов, — пояснил Демокед. — Когда спартанцы вели войну с мессенянами — а война была нелёгкой, — они надолго покинули своих жён. Должен тебе сказать, что по своей природе женщины страдают от отсутствия эроса больше мужчин. Мне приходилось не раз сталкиваться с женскими заболеваниями, возникшими на этой почве. Одним словом, когда спартанцы вернулись на родину с победой, почти у каждого в доме было по младенцу мужского или женского пола. Следует иметь также в виду, что спартанцы живут по законам своего древнего царя Ликурга и не совершают ничего, что бы им противоречило. Законы Ликурга предписывают убивать слабых или увечных младенцев, что спартанцы и делают. Дети же, рождённые от илотов, были, как назло, здоровыми и сильными и приветствовали входивших в дома спартанцев лепетанием «па-па».

Мардоний расхохотался:

— Вот тебе и победители!

— На сборище, — продолжил Демокед, — было решено младенцев — их стали называть парфениями — не убивать, а выкормить и вырастить, не давая им спартанского воспитания. Это было выполнено. И тогда отправили в Дельфы послов посоветоваться, куда отправить полукровок. Оракул ответил:

— А кто такие япиги? — спросил перс.

— Это местное, управляемое царями племя, — ответил Великий Врач. — В его земли была выведена колония. Так возник Тарант. Теперь слушай и запоминай: Тарант, когда я жил в Кротоне, обладал флотом в тридцать триер, выставлял тридцать тысяч пехотинцев и три тысячи всадников. Тогда здесь была демократия. Теперь же, как я слышал, чернь поставила у власти Аристофилида, судя по имени, знатного человека, как, впрочем, повсюду. В Кумах тираном стал Аристодем, сын Аристократа, в Афинах долгое время правил Писистрат из рода Алкмеонидов, на Самосе — Поликрат, все из высшей знати.

Сообщая об Аристофилиде, словно бы о чуждом ему человеке, Демокед одновременно оживлял в памяти облик юноши, которому он вправил вывих, а затем зрелого мужа, которого лечил от боли в желудке. Сложившиеся между ними отношения допускали откровенность, и ещё в Мегарах Демокед думал о Таранте как о городе, где удобней всего освободиться от стражей-соглядатаев. Теперь, кажется, настало время для выполнения задуманного.

Сойдя на берег и отделившись от персов, занятых осмотром великолепной внутренней гавани, Демокед нырнул в знакомый ему проулок и вскоре оказался у дворца, как раз в тот момент, когда Аристофилид в сопровождении телохранителей выходил на улицу.

— Ты ли это, Демокед?! — воскликнул тиран, бросаясь в объятия к врачу.

— Я самый! — отозвался Демокед. — Подробнее потом. Сейчас главное — мне требуется твоя помощь. Дарий, которому я вынужденно служу, отпустил меня навестить родину в сопровождении охраны, которую я должен выдавать за своих слуг. Сейчас они в Западной гавани. Они в персидских одеяниях. Пошли их схватить, а через несколько дней, когда я буду в безопасности, отпусти.

— И только-то? — отозвался тиран и обратился к одному из телохранителей: — Задержи этих людей и сними с их судов кормовые вёсла.

Отдав это распоряжение, он взял ладонь Демокеда и поднёс к своей груди:

— Слышишь, как бьётся? Радуется встрече. О тебе у нас помнят, и часто можно услышать: «Это было во времена Демокеда и его друга Милона». Теперь же здесь всё изменилось. Люди вовсе обезумели. Ты слышал, что стало с Сибарисом?

— Да нет, — проговорил Демокед. — Из писем ученика мне, правда, известно, что власть в городе захватил демос во главе с Телисом.

— Так ты не знаешь, что кротонцы захватили Сибарис?

— Но ведь у Сибариса могущественный союзник! — воскликнул Демокед. — Как тиррены это допустили?!

— У тирренов свои трудности. Восстала Рома, кротонцам же помог скиталец Дориэй.

— Надо же! Ведь именно осада Дориэем Самоса задержала меня у Поликрата, и я оказался в персидском плену... Как же судьба сводит одних и тех же людей! Что же касается твоего сердца, друг, то должен тебя огорчить. Прошу пожаловать ко мне в Кротон, чтобы я мог за тобой понаблюдать и назначить лечение.

Аристофилид опустил глаза.

— Конечно же. Но когда там успокоится.

— Успокоится? — повторил Демокед. — Что ты имеешь в виду?

— Смуту. Кротонцы ополчились против пифагорейцев. Дело может дойти до кровопролития.

Морщина прорезала лоб Демокеда.

— Мне кажется, моё присутствие там необходимо. Не оставить ли триеру персам и воспользоваться подаренным моему отцу судном? Нет, лучше я доберусь по суше.

— Разреши дать тебе совет, — сказал Аристофилид. — В гавани стоит быстроходный корабль Никомаха.

— Кто это?

— Посидонец и друг Пифагора. Можешь взять на его корабль что-нибудь из царских даров.

— Нет! Я вернусь в Кротон с пустыми руками и с чистой совестью. Впрочем, можно захватить оковы.

— Оковы?! — удивился Аристофилид.

— Золотые оковы, — объяснил Демокед. — И подобно тому как дева, вступая в брак, приносит в дар Гере свои детские туфельки и игрушки, я пожертвую их богине в память о годах, проведённых в Персии, о дворце, в котором я был пленником, о золотом моём рабстве.

— Дай я обниму тебя, друг, — проговорил Аристофилид. — Ты побеждал многие болезни, и, может быть, тебе удастся утихомирить разбушевавшуюся Ату [81] Ата — богиня умопомрачения и раздора. , внести успокоение в смятенные умы.

Всё было тихо. Лишь изредка до слуха доносился плеск бивших о борт волн. Вечерний туман, окутывая бухту, полз по полуострову, смывая, словно губкой, дом за домом. Стал накрапывать дождь, и под ладонью заскользили, словно натёртые маслом, перила.

«Это судно шире финикийского, — подумал Демокед, — и, кажется, рассчитано на перевозку леса. Его владелец не похож на обычного торговца. Недаром это друг Пифагора. Но почему он не даёт команду поднимать якоря? Что-то его волнует, и он тоже вглядывается в берег».

Внезапно в шорох капель ворвался дробный стук. Сквозь туман проступили человеческие фигуры. Юноша и совсем молоденькая девушка, схватившись за руки, бежали к кораблю. Они выглядели так, словно уходили от погони.