Анатолий Домбровский - Чаша цикуты. Сократ

— Плохие разбойники, — сказал Сократ. — Совсем не умеют драться. А предводителем у них был, конечно же, этот, — он подошёл к разбойнику, который лежал на дороге. — Он из них единственный, у кого меч.

Разбойник был ранен в грудь копьём Хромона если не смертельно, то тяжело. Хромой и Толмид приподняли его и оттащили на обочину.

— Перевязать? — спросил у Сократа Хромон. — Или пусть подыхает так?

— Перевяжи, — ответил Сократ, вглядываясь в лицо раненого. — Кажется, он наш земляк, я где-то видел его. Конечно, видел, — сказал он увереннее. — В Афинах и видел. Но что ему понадобилось здесь? Ведь грабить можно и у Афин, там тоже много глухих дорог. Мы добрались сюда за четыре дня, а он мог дня за два, если очень торопился. Стало быть, мог обогнать нас, если именно мы были ему нужны. И кто же в таком случае его послал? Слышишь, Софокл? Кто мог его послать?

— Спроси у него, — кивнул головой Софокл в сторону раненого. — Надо привести его в чувство и спросить, что ему здесь понадобилось. Дрался он отлично. Верно, Толмид? — спросил Софокл возничего, на которого незнакомец напал первым.

— Здорово дрался, — подтвердил Толмид.

— И когда б не копьё Хромона, кто знает, что с нами было бы, — закончил свою мысль Софокл. — Надо привести разбойника в чувство. Дай-ка ему вина, — приказал он Хромому.

Хромон вопросительно посмотрел на Сократа. Тот кивнул головой.

Пока Хромон доставал из повозки кувшин с вином, Толмид и Сократ перевязали разбойника, оторвав широкую ленту от его же хитона. Потом приподняли ему голову, влили в рот вина. Разбойник застонал и открыл глаза.

— Я умру? — спросил он тихо, с трудом ворочая языком.

— Умрёшь, — ответил Сократ. — И никто из твоих родных не узнает, где мы тебя закопаем. Дружки же твои разбежались. Они — трусы.

— Они не знают, кто я. Они здешние. Пастухи. Они не знают меня.

— Да и мы не знаем, — сказал Сократ. И снова поднёс ко рту разбойника кружку с вином. — Кто ты? — спросил он, когда тот сделал несколько жадных глотков. — Назови своё имя.

— Меня зовут Демарх, — ответил разбойник. — Демарх, сын Диния, надсмотрщика с Агоры. Аты Сократ, — проговорил он, тяжело вздохнув. — Сократ, сын каменотёса Софрониска. Я тебя узнал.

— На повозку его! — приказал Хромону и Толмиду Сократ. — Надо довезти его до Дельф, а там жрецы его подлечат. Поторопимся, друзья! Этого человека надо спасти.

В Дельфах они были уже в полдень. Миновав оливковые рощи, дорога вдоль которых повторяла извивы дракона Пифона, сброшенного некогда светозарным Аполлоном со скал Парнаса в долину, они поднялись в гору, к высокой отвесной скале, у подножия которой стоял величественный храм Аполлона Дельфийского, сооружённый славным Трофонием. Выше храма были театр и стадион, где проводились Пифийские игры, учреждённые самим Аполлоном и славно воспетые Пиндаром. По тенистой щели с вершины Парнаса стекал к подножию храма чистый и холодный ручей, названный именем нимфы Касталии. Расплёскиваясь по камням скалы, его вода сверкала на солнце, как огонь, как золотые крылья вечно юного Бога Эрота, поразившего с этих скал любовной стрелой Аполлона. Другой золотой стрелой, убивающей любовь, он ранил сердце прекрасной нимфы Дафны [99] ...золотые крылья вечно юного Бога Эрота, поразившего с этих скал любовной стрелой Аполлона. Другой золотой стрелой, убивающей любовь, он ранил сердце прекрасной нимфы Дафны. — Дафна — в греческой мифологии нимфа, дочь Ген и бога рек Пенея (Ладона). Дафну полюбил Аполлон, но, поражённая стрелой Эрота, убивающей любовь, она бежала от него и, когда почувствовала, что Аполлон её настигает, взмолилась о помощи: «Отец Пеней, помоги мне! Расступись скорее, земля, и поглоти меня! О, отнимите у меня этот образ, он причиняет мне одно страдание!» Лишь только она сказала это, как онемели её члены. Кора покрыла её нежное тело, волосы обратились в листву, а руки, поднятые к небу, превратились в ветви. Долго, печальный, стоял Аполлон пред лавром и наконец промолвил: «Пусть же венок лишь из твоей зелени украшает мою голову, пусть отныне украшаешь ты своими листьями и мою кифару и мой колчан. Пусть никогда не вянет, о лавр, твоя зелень! Стой же вечно зелёным!» (Кун И. А. Легенды и мифы Древней Греции. М., 1954). ...

Аполлон был отцом Асклепия, бога врачевания. Детьми Асклепия были Подалирий и Махаон, Гигея и Панакея. Великий род Асклепиадов существует и теперь. Все потомки Асклепия — целители. Храмы Асклепию воздвигнуты на Косе, в Эпидавре. В Дельфах же врачует Арсиноя, жрица храма Аполлона. К ней-то и направился прежде всего Сократ с просьбой оказать помощь Демарху. Она вышла к Сократу и долго молча смотрела на него. Не полагалось, чтобы проситель заговаривал с нею первым. Первой должна была заговорить Арсиноя. Она спросила:

— Так ты и есть Сократ из Афин?

— Да, — ответил Сократ.

— Это о тебе было пророчество в нашем храме?

— Обо мне.

— И ты превзошёл в мудрости Софокла и Еврипида?

— Не знаю, — ответил Сократ.

— Это хороший ответ, — похвалила его Арсиноя. — Если бы ты сказал «нет», я подумала бы, что тебя гложет зависть, если бы ты сказал «да», я подумала бы, что тобой овладела гордыня. Ты сказал: «Не знаю». Это ответ истинного мудреца. Что ты хочешь? — спросила она, строго глядя на Сократа тёмными, как лесная чащоба, глазами. Лицо её было бескровно и сурово, как лицо старой богини. От неё пахло дымом лаврового дерева, которым окуривали Пифию перед восхождением на треножник прорицалища [100] Треножник прорицалища — котёл на трёх ножках, либо подставка для культового котла, либо три котла, соединённые вместе, — важнейший культовый! атрибут Аполлона. Над треножником восседала Дельфийская прорицательница Аполлона — Пифия. .

— Мужчина ранен копьём в грудь, — ответил Сократ. — Нельзя ли сохранить ему жизнь?

— Так хочешь ты или он? — спросила жрица.

— Он.

— Тогда проводи меня к нему, — сказал жрица.

Они спустились ниже храма Аполлона, ниже дарохранилищ городов, прошли по склону почти половину дороги, ведущей к Толосу Афины Пронайи, и лишь тогда оказались у Афинского пристанища, у дома, построенного в Дельфах для афинян, приезжающих за оракулом в храм Аполлона и на Пифийские игры. Пристанище было безлюдным — до Пифийских игр было ещё далеко, а за оракулом люди приходили чаше всего под осень, в тёплую, по уже свободную от полевых работ пору. Поэтому смотритель пристанища предоставил Софоклу и Сократу на выбор несколько комнат. Они выбрали ту, что была поближе к колодцу и конюшне, — так Толмиду и Хромону было удобнее присматривать и ухаживать за лошадьми. Демарха до прихода жрицы Арсинои оставили лежать в повозке, соорудив ему там тёплое ложе.

Арсиноя велела развязать рану и показать копьё, которым она была нанесена. Пока Толмид снимал с раны Демарха повязку, Хромой принёс своё копьё.