Анатолий Домбровский - Чаша цикуты. Сократ

— Это ещё почему? — обернулся Критий. — Смогут! Потому что отныне твоё место только там, в тюрьме.

— Ты ошибаешься, — сказал Сократ. — В том, в воображаемом разговоре ты не смог позвать скифов.

— Не смог? — Сократ увидел на лице Крития самую отвратительную из его улыбок. — Но то был воображаемый разговор, а здесь, — Критий развёл руками, — а здесь я смогу позвать скифов!

— Нет, — покачал головой Сократ, — не сможешь. Сейчас ты поймёшь почему: я приглашён к Лисандру.

— Ты?

— Да, я приглашён к Лисандру, — повторил Сократ.

— Врёшь, Сократ.

— Не вру, — Сократ зачерпнул из кратера вина и выпил.

Пил он медленно. Критий ждал. И чем дольше Сократ пил, тем больше крепла в нём уверенность, что Критий не позовёт скифов и не отправит его сегодня под Пникс: имя Лисандра подействовало на Крития магически, потому что он был всего лишь жалким рабом Лисандра. Его ставленником и рабом.

— Позавчера я встретился с Лисандром в Пирее, — сказал Сократ. — Мы немного поговорили, и он пожелал продолжить нашу беседу здесь, в Афинах. Но если он узнает, что ты спрятал меня под Пниксом и лишил его удовольствия поговорить с самым мудрым человеком Эллады, он будет крайне недоволен, Критий. Я даже думаю, что люди Лисандра уже ищут меня. Поэтому мне надо идти. Если ты мне не веришь, ты можешь послать скифов к Лисандру и спросить его, так ли это. Пошли скифов к Лисандру, Критий. Подумай, что я расскажу Лисандру, если он позовёт меня из тюрьмы.

— И ты станешь беседовать с Лисандром, с заклятым врагом афинян? — спросил Критий.

— Точно так же, как с тобой, — ответил Сократ. — Думаю даже, что с ним мне будет легче, чем с тобой: он враг афинян и не скрывает этого. Он открытый враг демократии, свободы и могущества Афин! А ты — другой...

— Хорошо, — сказал Критий, потирая ухо. — Хорошо, я отпущу тебя. — Правильно, я отпущу тебя. Впрочем, я и так, кажется, отпустил бы тебя. Знаешь, не хочется, чтобы обо мне говорили, будто я убил Сократа. Ты уже стар и скоро сам отправишься к Аиду. Да, да, я отпущу тебя. У меня и в мыслях не было отправлять тебя в тюрьму. Это потом, когда ты наговорил мне столько обидного, у меня появилось дурное желание. Позвал же я тебя для того, чтобы побеседовать, Сократ; я предполагал, что беседа будет иной, и хотел поручить тебе одно дело. Ты ведь притан от дема Алопеки. И вот я подумал: кого же лучше послать на Саламин к Леонту, если не пританов. Скифы могут оскорбить достоинство Леонта, а приданы — уважаемые граждане, они уговорят Леонта приехать в Афины. Конечно, мы казним Леонта как нашего врага. Но это уже другая сторона дела. Вы только привезите сто. Ты и ещё три-четыре придана, которых я назначу. Разумеется, ты будешь среди них самым уважаемым.

— И ты предполагаешь, что я соглашусь на это гнусное дело? — спросил Сократ.

— А не согласиться нельзя, Сократ. Это не просьба, а приказ. Вы поедете и привезёте Леонта в Афины.

— А вы его здесь убьёте, завладеете всем его богатством? Так?

— Богатство казнённых принадлежит по закону государственной казне, Сократ. Всё это знают.

— Но пританы с того дня, как ты разогнал Совет Пятисот, не обладают никакими полномочиями.

— Я наделю вас полномочиями. Это в моих силах.

— Да, это в твоих силах, — согласился Сократ, поняв, что Критий приготовил для него смертельную ловушку. Критий не отправит его под Пникс сейчас, но непременно сделает это потом, когда он откажется исполнить приказ Тридцати. А он откажется. Привезти Леонта на казнь — всё равно что казнить его своими руками, стать его палачом и, значит, прислужником тиранов и соучастником их преступлений. Вот какую ловушку приготовил для него Критий: либо умереть теперь, не исполнив его приказа, либо принять позорную смерть потом, когда победит Фрасибул и власть в Афинах будет возвращена народу. Сократ не думал, что Критий так изобретателен и коварен. Да и не был он, кажется, обучен этому искусству прежде. Он овладел им теперь.

— Вот и всё, Сократ, — сказал Критий. — Теперь ты свободен и можешь возвращаться домой. Триера для поездки на Саламин будет готова дня через три. Тебе сообщат об этом. Хайре, учитель. Будь здоров. А будешь у Лисандра — не зарывайся. Лисандр не владеет искусством спора, но зато превосходно владеет мечом и кинжалом. Такты исполнишь мой приказ, не правда ли? — спросил он, провожая Сократа. — Ты привезёшь Леонта?

— Ты узнаешь об этом через три дня, — ответил Сократ. — Когда будет готова к отплытию на Саламин триера.

— Мне было приятно убедиться в том, как ты мужествен, Сократ, — сказал Критий.

— В такой же степени мне было неприятно убедиться в том, как ты подл.

Критий в ответ рассмеялся.

Выйдя за ворота виллы Крития, Сократ сразу же направился к дому Тимандры, хотя и был уверен в том, что Критий, вероятнее всего, опередил его; что несчастные Феодата и Филомел уже схвачены и отведены в тюрьму. Но и в этом надо было убедиться. В другое время он постарался бы сделать это осторожно, чтобы не подвергать себя напрасному риску. Теперь же, оказавшись в том же положении, что и Феодата с Филомелом, он уже ничем не рисковал. Его приговор был, в сущности, подписан, а исполнение приговора оставалось лишь делом времени. Если не через три дня, то через пять, через десять. Возможно, что его казнят в тот же день, когда казнят Феодату и Филомела.

По узким улочкам, по скользким мокрым камням — опять моросило — Сократ поднялся к дому Тимандры и увидел у ворот охрану — двух молодых и незнакомых ему скифов.

— Хайре, — сказал, подойдя к ним, Сократ. — Я притан от дема Алопеки и хотел бы поговорить с привратником этого дома. Кажется, его зовут Филомел.

— Приказано никого не впускать, — ответил ему один из скифов.

— Почему? — спросил Сократ.

— Дом пуст.

— Я знаю, что умерла Тимандра, — сказал Сократ. — Но куда же делись привратник и прислуга?

— Привратник сбежал прошлой ночью, — ответил другой скиф. — Вместе со служанкой Феодатой.

Тот, что отвечал Сократу первым, взглянул на своего товарища с осуждением: должно быть, им было приказано никому ничего не рассказывать.

— Жаль, — сказал Сократ. — Он был мне нужен. Надеюсь, что привратника скоро найдут. Выходит, что я зря тащился сюда. Жаль.

Это была неожиданная радость. Он чувствовал себя виноватым, думая, что Феодата и Филомел оказались в руках тюремщиков. Чувство вины — это страдание, душевная мука. Теперь же он был свободен от этого тягостного чувства. Был рад этому, но ещё более тому, что юная Феодата и влюблённый в неё Филомел не пострадали. Мысленно похвалил их: они предугадали то, чего не мог предугадать он.

Дома его ждали друзья: старый и преданный Симон, добрейший Критон с сыном Критобулом, юный Аполлодор, Платон и его брат Адимант. Оказалось, что всех их собрал Симон, узнавший первым о том, что Сократа повели к Критика Они ждали дурных вестей, но Сократ вернулся живым и невредимым. Они обнимали его, смеялись, а Критон заплакал. Все пришедшие, даже башмачник Симон, считали себя учениками Сократа. И лишь Критон был только другом. Он никогда не вступал с ним в философские споры, ни с кем из его друзей не состязался в красноречии. И вообще, говорил мало, больше слушал, а уж если и говорил, то о делах обыденных, житейских — о доме, о жене и детях, о здоровье, о ценах на рынке, об одежде, о хлебе и вине, об урожаях оливок и пшеницы и, конечно, о погоде, от которой так много зависело в жизни — и урожаи, и цены, и здоровье. Он был человеком практичным и всегда мог дать добрый совет. За это его более, чем других друзей Сократа, ценила Ксантиппа и всегда ставила в пример своему мужу, которого считала в делах житейских бестолковым и бесполезным.