Владимир Афиногенов - Аскольдова тризна

А сейчас ничего не болело, а слабость охватывала с каждым мигом старейшину. Через окна, когда солнце поднималось выше квадратной головы с угрюмым лицом Перуна, возвышающегося на берегу Ильмень-озера, лились на жёлтый, ещё пахнущий лесной смолой пол, косые потоки света. Под козырьком крутой крыши Гостомысл увидел белого голубя… Что предвещает его прилёт? Какую беду?..

Старейшина в этой жизни уже давно не ждал после гибели сыновей никакой радости, но вот — поди ж ты! — на смертном одре повезло: с острова Руген, что мощным буй-туром осел в Варяжском море [78] Варяжское море — Балтийское. , приезжает с внуком Рюриком дочь Умила.

Мужа её, западнославянского князя Годолюба [79] В нашей отечественной историографии существует две теории происхождения династии Рюриковичей: славянская и норманнская. Родоначальником первой являлся М. В. Ломоносов, второй — немецкие учёные А. Шлецер и Г. Миллер, утверждавшие, что Рюрик является варяжским князем. Особенно возмутило Ломоносова восторженное заявление Миллера на торжественном заседании Петербургской Академии наук в 1749 году по случаю тезоименитства императрицы Елизаветы, что «скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили». По настоянию Михаила Васильевича речь Миллера, уже напечатанная, была уничтожена. Но она все-таки увидела свет в 1768 году, после смерти Ломоносова, на седьмом году царствования Екатерины II, бывшей принцессы Ангальт-Цербской из Штеттина. , повесил Готфрид-датский, выбившийся в короли из ярлов [80] Ярл — скандинавский титул, соответствующий графу. , которому Рюрик отомстил…

Варяги — ненасытные волки, рвущие на куски западные и северные земли славян, и решение новгородского вече призвать заместо умирающего Гостомысла его внука — как раз кстати, ибо делает последнего могущественным мужем на всем пространстве протяжения рек Оредеж и Волхов.

Деду — радоваться бы! Да, чувство радости сладко проникает в его сердце, но тут же омрачается при воспоминании о четырёх своих сыновьях, которые один за другим погибли в битвах.

«Был бы жив старший — Мирослав, богатырь, белокурый красавец, настоящий северный рус-славянин… Вот кому бы я власть передал! Но годились бы в новгородские старейшины и его братья. Великий Перун, скажи, за что наказуешь, не сохранив живым ни одного из сыновей моих?! Я ль тебе, бог, мало приносил жертв?! Хотя благодарю за то, что имею внука от средней дочери, которую люблю больше жизни, и за то, что сон вещий послал мне [81] Иоакимовская летопись сообщает, что Гостомысл увидел во сне, будто «из чрева средние дочери его Умилы» вырастает чудесное древо — «от плод же его насысчасуся людие всея земли». «Вещуны же реша: «От сынов ея имать наследити ему, и земля угобзится (удобрится) княжением его». … Благодарю и вече, что пошло навстречу пожеланию моему и волхвов — посадить властвовать в Новгороде Рюрика. А ведь и Умилу сватали за ярла, но выбрал я для неё князя с острова Руген. А если бы вышла замуж за викинга, то, как и две другие мои дочери, забыла бы о Новгороде… Так почему-то водится!»

Успокоившись, Гостомысл вспомнил свадьбу Умилы, как сам с дружиной пировал на острове, потом с князем Годолюбом весело ездил по Ругену…

Он — большой, этот Руген или Руян. Меловые высокие скалы, окружающие его со всех сторон, смело глядят в море, настороженно встречая корабли купцов, а то и пиратов… Случалось, что и пограбят богатых прибрежных поселян, но все знали, удаётся сие редко, ибо, как правило, получали достойный отпор. Но зато в многочисленных бухточках острова, глубоких и укромных заливах, где гигантские черепахи и жирные нерпы, удобно прятаться викингам и варягам. А далее, по всему острову, растут буковые леса, переходящие в светлые песчаные дюны и зелёные луга. Много пресных озёр и минеральных источников, возле которых зимуют тысячи лебедей.

«Боже, но всё в этом мире имеет конец… Умираю…» — Гостомысл хотел приподняться, но сил не хватило даже кликнуть слуг упал головой на меховую подкладку.

Голубь перестал трепыхаться, улетел. И чуть не заплакал старейшина от своей беспомощности. И кто?! Он! Русский каган!.. В Новгороде Гостомысл просто старейшина, а русским каганом его именуют в Германии и Арабском халифате [82] В 839 году послы из Северной Руси побывали в Византии, а затем в Германии и Арабском халифате. Историк Муслим ал-Джерми, живший с 837 по 845 год в Константинополе, а позже Людовик Немецкий в письме к византийскому императору Василию I, бывшему шталмейстеру василевса Михаила III, называли их послами «русского кагана». …

Всё ещё чуткое ухо Гостомысла уловило удары кожаного била, доносившиеся с самой высокой башни детинца. Никита, сын убиенного уграми древлянина Светлана со товарищами — купцами из Киева, стоя внизу, видит, как попеременно взмахивая деревянными кувалдами на длинных рукоятках, бирючи бьют по телячьей коже, натянутой на огромную бочку, созывая народ.

Со всех концов города, выложенных брёвнами и дёрном, собираются жители у моста через Волхов, откуда тоже взирает Перун, но ростом пониже, чем на берегу Ильмень-озера, степенно шагают боляре со дворовыми, мальчишки дурачатся. Хотя сегодня всего лишь встреча островного княжича и его матери, но на всякий случай у мужиков под полотняными рубахами спрятаны короткий кол или колун, у кого и свинчатка на плетёной змейкой верёвке. На вече, когда горланят, доказывая всяк своё, чтоб утихомирить «противника», извлекают потайное оружие на свет, трахают им по головам и кровянят морды, доходят и до смертоубийства…

Никита и его дружки, уже побывавшие один раз на новгородском вече, удивлялись такому способу доказательств. В Киеве отродясь сие не бывало…

Но то — Южная Русь, Киевская. Там и порядки свои. В некоторых случаях построже будут, нежели у словен ильменских… Редко, но бывает, что в жертву языческим богам даже живых людей отдают…

Зато здесь больше чтут светлых духов лесных, озёрных, речных. И духов поля… Равнинных земель, где пахать можно, ибо много болот, а мало пажитей…

Никита уже сам кое-что узнал о тутошней жизни, но многое ему поведал Горыня, что в один из приездов с купцами взял отсюда в жены словенку, которую когда-то зверь Чернодлав, бывший древлянский жрец, нашедший свою ужасную смерть в Саркеле, хотел принести в жертву… Да не дали воеводы древлянские Ратибор и Умнай этого сделать.

Шёл и шёл народ, собирался возле идола.

Никита с Горыней держались поближе к берегу, чтобы — случись заварушка — бухнуться в воду и уплыть. Да и мост находился неподалёку, — видно будет хорошо, как поедут гости к Гостомыслу в новый дом крепкого северного дуба, сработанный по заказу старейшины как раз к приезду внука и дочери.