Андрей Зайцев - Драккары Одина

Внезапно дверь распахнулась, и он увидел на пороге своего нового хозяина, жреца Ингульфа. Тот некоторое время стоял, вглядываясь в темноту лачуги, затем вошел внутрь.

Карн прекратил жевать и уставился на жреца, как пре­данная собака.

— Давно не ел мяса? — усмехнулся Ингульф, привыкшими к темноте глазами разглядывая человека, которого спас от неминуемой смерти.

— Ярл Стейнар кормил меня рыбой, — недовольно бросил Карн.

— Он любит рыбу, — усмехнулся Ингульф, подойдя по­ближе и встав прямо над своим новым рабом. — Ты рад тому, что остался жив, Карн?

— Я буду благодарен тебе до конца жизни, господин.

— А ты не догадываешься, зачем я это сделал?

— Я не нахожу ответа, — ответил Карн, снедаемый любо­пытством.

— У меня везде есть уши, — сказал Ингульф. — И глаза. Мне известно, почему тебя хотели убить.

Карн промолчал на это, опустив голову.

— Почему ты молчишь, раб?

— Я не знаю, что сказать, господин.

— Ты должен сказать, что счастлив попасть к такому че­ловеку, как я.

— Я счастлив, господин.

— Ты даже не понимаешь, Карн, что в своей ненависти к этим людям ты ближе ко мне, чем кто-либо другой!

Карн поднял голову. До него начало доходить, в чем тут дело. Выходит у ярла Стейнара в округе есть враги. И очень могущественные. Жрец Ингульф — человек в Хвита-фьорде влиятельный и значительный. Теперь-то ясно, что просто так ему освобождать Карна было не с руки. Была причина. И эта причина сближает обоих.

— Все ли ты понял, Карн?

— Я все понял, господин.

— Смотри, не выходи из этого убежища, пока я не скажу, В этом — залог твоей жизни.

— Я буду выполнять все ваши приказания, господин.

— Не сомневаюсь в этом.

Карн посмотрел на него. Ему на миг почудилось, что у жреца выросли рога, как у козла, и лицо вытянулось, приняв подобие морды животного. Точь-в-точь получеловек — полузверь с головой козла... Карн зажмурился и вновь открыл глаза. Видение исчезло. В лачуге больше никого не было, кроме него.

Белые снега покрыли землю, и по вечерам леденящая душу мгла зависала над селением, куда ни глянь — всюду одно и то же.

О бегстве Карна стали забывать. По слухам, доходив­шим из-за моря, часть данов, обосновавшихся в Восточной Англии, приняли христианскую веру. С наступлением весны многие обедневшие карлы готовились переселиться в Исландию. Земли там было много, а уж море всегда про­кормит викинга.

С утра Олаф по своему обыкновению ходил к фьорду. По­верхность воды покрылась коркой льда, однако лед был еще не прочен. Плавать на лодке было невозможно, но кнорр или драккар еще мог войти во фьорд. Возвращаясь назад, Олаф увидел фигурку женщины.

Приблизившись, угадал бордовый стеганый плащ Ингрид, дочери Стейнара. С тех пор как он вернулся из Галоголанда, они не перебросились и парой слов. Девушка избегала его. Но сейчас по выражению ее лица он понял, что она хочет говорить.

— Ты всегда ходишь к фьорду, Олаф, — сказала она, от­ряхивая снег с полы своего плаща. — Зачем?

— Я люблю смотреть на фьорд, — скупо ответил юноша.

— Ты хочешь уплыть отсюда?

Ее вопрос застал Олафа врасплох. Он никогда не отдавал себе отчета, зачем ходит сюда. Его просто тянуло и все. Но, может, она и права, кто знает?

— Как я могу уплыть отсюда, Ингрид? — усмехнулся Олаф. — Разве я рыба? Или у меня есть корабль?

— Корабль... — задумчиво повторила девушка. — Корабль есть у моего отца.

— Все достанется Рагнару, — напомнил он о своем ис­тинном положении.

— Мой отец тоже был младшим сыном, — проговорила Ингрид, глядя на большие серые тучи, заходившие с востока. Они предвещали большой снегопад.

— Это ничего не меняет, — двусмысленно возразил Олаф. — Я даже не думаю об этом.

— А ты не догадываешься, почему мой отец принял тебя в свой дом? — спросила Ингрид, украдкой наблюдая за вы­ражением его лица.

— Причина этого мне неизвестна, — честно признался юноша. — Я и сам хотел бы это знать.

— Но ты хотя бы знаешь, кто твоя мать? — настойчиво продолжала допытываться Ингрид.

— Я не знаю, кто она, но хотел бы это знать...

— Раньше тебя называли — Олаф Рус. Выходит, твоя мать из Гардарики?

— Скорее всего, это так, — начал удивляться Олаф. Зачем это дочери ярла? Какую она преследует цель?

— Некоторые думают, что ты настоящий сын Стейнара- ярла и, стало быть, мой сводный брат.

— Это не так, — горячо возразил Олаф, помня о том, что сказал ему Эгиль. — Мой отец — не ярл Стейнар.

— Почему ты так уверен?— глаза Ингрид вспыхнули.

— Это правда. И все. Больше я ничего не знаю. Только помню, что в той стране, откуда я родом, не было твоего отца. Но мне известно, что твоя мать, Гейда, думает иначе. Почему бы ей самой напрямую не спросить своего мужа?

— Ты слышала когда-нибудь о Хреггвиде?-— неожиданно решился спросить Олаф.

— Хреггвид... Древо Бури... — Ингрид раздумывала. — Это имя кажется мне знакомым. Но не могу вспомнить, в связи с чем. Кто же это?

— Я думал, может, ты знаешь?

— А зачем тебе?— девушка чувствовала его напряженное ожидание.

— Я слышал, что с этим человеком связана какая-то давняя история, — осторожно проговорил Олаф, стараясь не выдать истинного интереса.

— Не пойму, зачем тебе это? — повторила девушка, до­садливо поморщившись. — Мне стало известно, что у тебя с Хафтуром случилось много историй... Говорят, вы даже помогли найти вервольфа, оборотня? Это правда?

— Не знаю, — пожал плечами Олаф, не желая ворошить прошлое. Как объяснить ей, что самым глубоким чувством его в момент их пребывания у Свена Паленого было чувство страха? — Был там один человек... Эйнар, родственник ярла Свена.

— И что же?

— Вроде он и был вервольф, но... я не уверен.

— Почему?

— А может человек превращаться в волка?

— Да, может, — серьезно ответила Ингрид. — Отец расска­зывал мне о вервольфах, они живут среди нас и порой сами не знают, что станут в одну из ночей волком...

Дурман... дразнящее чувство, в котором он пребывал, ког­да Эйнар пытался его убить. Пожалуй, в жизни Олафа еще не было ничего столь опасного, чем пребывание у Свена-ярла. Но он выдержал испытание, хотя был на волосок от гибели. Он не хотел говорить Ингрид об амулете, подаренным Хельгой. Это была его тайна. Если Эйнар знал о свойствах амулета, это лишь подтверждало его истинную силу. А Олаф помнил свою ошибку, когда показал амулет дочери Свена-ярла.

— А колдунья? — опять с разящей внезапностью спросила Ингрид. — Вы встречались с колдуньей?

— Может, она и не была колдуньей...

— Мне кажется, ты что-то скрываешь, Олаф.

— Мне нечего скрывать.

Ингрид приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки. Ее глаза были совсем рядом. Олаф вдруг почувствовал, что хочет прикоснуться к ней. Ближе, ближе...