Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

Жду, едва сдерживая от волнения дыхание, палец на курке.

Скосив взгляд, смотрю в сторону Бартля: Там тоже никакого движения.

Наконец кто-то выходит из кабины водителя – в форме. Еедва верю своим глазам: немецкий солдат! Мелькает мысль: Это должен быть чертовски смелый вояка! Вместо того чтобы остано-виться на достаточно безопасном расстоянии перед завалом и уйти в укрытие, он так плотно подвел свой автобус к дереву, будто и не видел его!

Боец все еще не бросает даже краткий взгляд на близлежащую территорию. Он лишь пару раз стучит носком правого сапога по стволу. Если бы мы были Maquis, то могли бы поймать его с помощью лассо. Ну и нервы у этого парня! Либо очень крепкие, либо их совсем нет. Надеюсь, это ему поможет, и он не наделает тут же в штаны, если я сейчас напугаю его. Но что еще я могу сделать из своего укрытия, кроме как крикнуть ему: «Эй, мужик!»?

К счастью, боец немедленно поднимает руки, но когда видит меня, а затем Бартля, и Бартль кричит ему:

- Отставить эту ерунду! – он снова опускает руки.

- Откуда Вы едете? – спрашиваю его, когда нас разделяют еще добрых десять шагов.

- Из Парижа, господин лейтенант!

Хотя автобус является точно парижским автобусом, я все же озадачен до такой степени, что присаживаюсь, чтобы переварить услышанное: Вот солдат один как перст на зеленом автобусе прибывает непосредственно из Парижа, и здесь в этой местности – здесь, на этом чертовом юге – объясняет нам, что это никакой не драпак, а простая поездка.

С другой стороны, если этот сумасшедший доехал на своем автобусе досюда, то дорога в принципе свободна – «в целом», как говорят швейцарцы. Свободна, до тех пор, пока франтиреры не расположат на дороге новые препятствия.

Словно прочтя мои мысли, ефрейтор говорит:

- Они делают это только ночью. Днем не осмеливаются высунуть нос, господин лейтенант.

Поскольку партизаны не могут представить себе, что кто-то из нашей фирмы осмелится пус-титься в дорогу днем, дополняю втайне, а вслух громко спрашиваю:

- А Вы видели какое-нибудь движение на дороге?

- В Loire, но затем нет, господин лейтенант.

- Обер-лейтенант, – обрушивается на него Бартль, и я вынужден успокоить его движением руки. Водитель автобуса не может знать, что меня повысили в звании.

- А самолеты?

- Самолеты были, господин лейтенант. Но для них я, пожалуй, не представлял интереса.

Пока беседуем таким образом, спрашиваю себя: И как теперь мы преодолеем этот чудовищ-ный ствол? Все прекрасно и хорошо, пока мы стоим здесь все вместе, но как продвигаться дальше?

- Этот автобус – чертовски хорошая вещь! – раздается голос Бартля со странной интонацией ожидающего нетерпения.

Полагаю, что он уже обдумал возможность «реквизировать» транспорт ефрейтора. Но тот, кажется, снова смог прочитать мысли и говорит обернувшись к Бартлю:

- К сожалению, у меня в баке всего пара литров горючего, господин обер-фельдфебель – не имею никакого представления, докуда этого хватит...

Врет! думаю про себя – и затем еще: Придурок Бартль почти высказал ту же мысль, как и я: Мы берем автобус и возвращаемся на нем туда же, откуда он пришел, а ефрейтор получает в обмен за это наш «ковчег». Но этот разукрашенный автобус не стоит и гроша без бака полного бензина.

- Куда Вы должны следовать? – интересуется Бартль у ефрейтора самый теплым тоном, и так как я смотрю этому парню теперь прямо в глаза, он отвечает, повернувшись ко мне:

- Моя часть стоит в La Pallice, господин лейтенант.

- А мы как раз оттуда! – говорю ему.

Узнаю, что ефрейтор везет коленвал для аварийного генераторного агрегата, «чертов фран-цузский фабрикат – только в Париже и есть запасные части, господин лейтенант. Но без этой штуковины мы в полной жопе.»

Смотрю на этого парня как на представителя чужого народа. Он являет собой, скажу не кри-вя, редкий экземпляр солдата: Человек с инициативой, во всяком случае – один из того сорта людей, который мог бы выкрасть из ада саму чертову бабушку. При этом он не выглядит ка-ким-то особенным. Но парни, которые появились со шноркелем в Бресте, тоже не выглядели особенными.

Мужество, упорство и все другие, более мелкие добродетели до поры до времени трудно за-метить в таких людях...

Теперь, кажется, ефрейтор тоже проявляет любопытство и направляет взгляд через ствол де-рева на нашу повозку.

- Это же газогенератор, господин лейтенант! – удивляется он и смотрит на меня, открыв рот.

- Верное наблюдение, – улыбаюсь в ответ.

А этот парень в ответ весело хохочет и отгибает несколько ветвей в сторону, чтобы получше рассмотреть «ковчег».

- Я знаю эту машину! – провозглашает он уверенно.

- Как так?

- Ну как же, господин лейтенант! Я точно ее знаю! Верно!

- Теперь, однако, я удивлен...

- Ясно, господин лейтенант, эта машина из Ля Рошеля... Но у нее здорово спущены шины!

Ефрейтор показывает чудеса гимнастики перебираясь через ствол, и я пытаюсь следовать за ним. Вплотную с «ковчегом» он очень низко присаживается, и я тоже слегка приседаю, нажи-маю, ощупывая, на шину и изрекаю:

- Вот зараза! В самом деле, полная жопа!

Парень сразу же замечает, что его приглашают поучаствовать в предстоящем обмене, но лишь широко лыбится:

- Я бы не рискнул ехать на них по щебенке, господин лейтенант, – произносит он и смотрит при этом на меня ни капли не смущаясь. В этот момент в разговор встревает Бартль:

- Не болтай ерунду! Машина идет как по маслу! – Бартль кажется в миг озлобленным, так, слов-но его страшно задело, что кто-то осмелился ругать его «ковчег».

- Как скажете, господин фельдфебель, – отвечает на это ефрейтор с мягкой иронией в голосе.

- Господин боцман! – поправляет его Бартль. Но этим не лишает парня уверенности.

Тот слегка потирает лоб и говорит:

- Ааа… Понял: Вы же – из Морфлота!

Бартль уже хочет вскипеть, но тут замечает, что ефрейтор смотрит на наш номерной знак группы обслуживания военных сооружений.

- Ну, нам пора бы начать решать нашу общую проблему, господин лейтенант! – говорит ефрей-тор и перелезает обратно через дерево.

Я встаю и говорю себе: Действительно пора! Но только спрашивается: Как?!

А затем вижу сквозь листву лежащего дерева, как ефрейтор, из автобуса, с заднего места для пассажиров, достает на дорогу, выдергивая рывками, толстую, ржавую цепь и так бросает ее против ствола, что ржавчина поднимается столбом в воздух. За цепью следует гибкий стальной трос, который яростно противится сматыванию в кольца, поскольку не был аккуратно уложен в бухту до того. С интересом наблюдаю, как ефрейтор яростно занимается тросом, и слышу его проклятия и ругань.

- Это похоже на усмирение дикого зверя, – говорю тихо. А Бартль добавляет: «Ни фига себе!», что должно выражать, очевидно, его крайнее удивление.