Сергей Махов - Пляска Св. Витта в ночь Св. Варфоломея

В 8 вечера очередной Совет с Карлом. Ему еще раз повторяют версию о том, что гугеноты готовятся захватить власть, что действовать надо решительно, прево и старшины предупреждены, если не начать сегодня ночью — можем не успеть. Королю не дают открыть рта — говорит Екатерина, подключается Бираг, вступает в разговор Неверский, потом Таванн, Анжуйский,Гонди. Карл ошеломлен напором — он один, все остальные — убеждают его в заговоре. Опереться на взвешенное принятие решения невозможно. Он еще раз подтверждает согласие, и убегает с Совета, крича: "Убейте их всех!"

Ну а оставшиеся садятся и начинают составлять проскрипционные списки. Анжу настаивает, чтобы в них внесли Наваррского и Конде, но Екатерина резко против — в случае проблем с Гизами Бурбоны будут очень хорошим козырем и противовесом. Вслух она озвучивает, конечно же, совершенно другое — "Конде и Наваррского обратим в католичество, и через них завоюем весь юг" .

Прево Парижа получает приказания запереть все городские ворота и отвести лодки на Сене на другой берег.Старшины столицы понимают это на свой лад — значит будет поголовное выпиливание еретиков, мелочиться не стоит.

Наступает полночь. До начала резни остается всего три часа.

В это же время прево Парижа открыто объявляет старшинам, что "Его Величество дозволяет им взяться за оружие, что его намерение отныне – уничтожить адмирала и его партию, что надлежит позаботиться, дабы не ускользнул ни один из этих нечестивцев, дабы их не укрывали в домах; что король также хочет и отдает приказ, чтобы прочие города королевства последовали примеру столицы" .

Около 3 часов ночи Гиз с примерно 30 людьми стучится в дом Колиньи, дверь открывает шевалье де Лабонн, которого сразу пронзают кинжалом.

Очевидец (капитан отряда швейцарских наемников фон Финкельбах): "Французы ворвались в дверь, которую защищали восемь гвардейцев, стали с ними биться и отогнали их, затем вновь заперли дверь. В схватке одного из них убили. Швейцарцы налетели на двери и вышибли их алебардами. Герцог де Гиз кричал тем, кто бился внизу в доме, чтобы бросали оружие или их всех продырявят.

Когда поднялись к адмиралу, Мориц Грюненфельдер, родом из Глариса, первым проник в спальню адмирала, схватил его и хотел взять в плен. В этот момент Мартин Кох из Фрибура, фурьер герцога Анжуйского, сказал ему: «Этого нам не приказывали». Когда адмирал взмолился, чтобы пощадили его старость, он пронзил его пикой, которой размахивал. Капитан Йошуе Штудер из Санкт-Галлена утверждал, что Мориц застиг его стоящим в ночном халате и повел к свету, говоря ему: «Это ты, пройдоха?» И когда он очень громко это сказал, он поразил своей алебардой адмирала, который просил пощадить его старость. Вскоре подоспел и другой ему на помощь. Люди Гиза спросили, мертв ли адмирал, и потребовали, чтобы его выкинули на улицу. Когда герцог его основательно отделал, он всадил ему шпагу в рот."

В этот момент к Гизу прискакал гонец от короля: Карл, ужаснувшись замыслу, пишет, что надо срочно все отменить. Но Генрих, вытирая окровавленную шпагу, говорит посланцу: "Передай, что уже слишком поздно" . Отрезанную голову адмирала водрузили на пику и повезли с собой, перед этим отрезав мертвому Колиньи половые органы, и бросив детям — играться.

4 часа утра, Лувр. Наваррский входит в апартаменты Карла IX, а тот с кинжалом в руках подскакивает к нему и кричит: "Месса, смерть или Бастилия!" . Одновременно с этим падает пораженная кинжалами и шпагами свита Наваррца и Конде. Генрих соглашается на мессу, Конде упорствует, Карл уже заносит кинжал над принцем крови, но его за руку неожиданно крепко хватает Екатерина — Конде ей еще нужен в политической игре.

Наваррец и Конде заточены в своих апартаментах. Конде получает три дня на размышление.

В спальню к Маргарите неожиданно врывается весь израненный человек, который с криком бросается на нее, обнимает, стаскивает с кровати, и поворачивается вместе с ней так, что она сверху, а он снизу. Через минуту в комнату врываются капитан королевской гвардии де Нансей с семью гвардейцами. Он уже заносит шпагу, но тут видит Маргариту, лежащую на каком-то мужчине, смеется и уходит вместе с солдатами. Нансей подумал, что Маргарита забавляется с любовником, и именно эта случайность спасла Габриэля де Леви, барона де Лерана.

В Лувре в эту ночь убито около 30-40 человек, но это ничто по сравнению с тем, что творится на улицах Парижа.

В 4 часа утра начинает звонить колокол церкви Сен-Жермен-л'Оксеруа. Это сигнал для старшин кварталов и населения Парижа, что операция начинается. Я не буду останавливаться ну убитых протестантах, принадлежащих к верхушке. Ларошфуко, Телиньи, Брион и так далее. Меня всегда интересовало, до какой степени озверения могут дойти люди, и есть ли в таких ситуациях кто-то, кто может остаться человеком.

Вот убивают женщину-гугенотку, отбирают у нее годовалого малыша, который не понимая еще, что произошло, играет с рыжей бородой убийцы своей матери. Но проходит минута, и этот человек сворачивает малышке головы и бросает на мостовую.

Вот герцог Анжуйский с 800 солдат и 1000 конников (по плану должен поддерживать порядок на улицах, не дав разгуляться горожанам), плюет на все приказы и начинает грабить ювелирные лавочки и ростовщиков около Собора Парижской Богоматери, причем убивают всех, не разбирая, католик хозяин, или гугенот. Чуть позже тот же Анжуйский насилует беременную мадам де Телиньи, причем рядом с убитым и истерзанным мужем.

Из описания очевидца: "Маленькую девочку окунули совершенно нагую в кровь зарезанных отца и матери с жуткими угрозами, что если она когда‑нибудь станет гугеноткой, с ней поступят так же" . Филипп Кавриано, медик на службе у Екатерины Медичи: "Были обобраны дома гугенотов числом около четырех сотен, не считая наемных комнат и гостиниц. Пятнадцать сотен лиц было убито в один день и столько же в два последующих дня. Только и можно было встретить, что людей, которые бежали, и других, которые преследовали их, вопя: «Бей их, бей!» Были такие мужчины и женщины, которые, когда от них, приставив нож к горлу, требовали отречься ради спасения жизни, упорствовали, теряя, таким образом, душу вместе с жизнью. Ни пол, ни возраст не вызывали сострадания. То действительно была бойня. Улицы оказались завалены трупами, нагими и истерзанными, трупы плыли и по реке. Убийцы оставляли открытым левый рукав рубашки."