Александр Майборода - Гостомысл

— Вот поэтому, — сказал князь Буревой. — Ты князь, и они смотрят на тебя. От твоего слова зависит их благополучие и жизнь. А ты ведешь себя, как мальчишка. Как они будут тебя уважать?

— Я пока княжич, и неизвестно когда стану князем, — смущенно пробормотал Гостомысл.

Князь Буревой вздохнул:

— Лучше бы это случилось попозже.

Он легонько подтолкнул в спину сына.

— Ну, беги.

Завидев князя, дружинники бросили свои развлечения и, выстроившись вдоль деревянной дорожки, дружно кланялись.

Проходя мимо них, князь кому просто кивал, кому говорил слово ласковое; никого не пропустил, — кто бы это ни был, даже самый младший мечник, — все они были другими, с которыми предстояло идти на войну, если таковая случится.

Однако поручений князь никому из них не давал, это дело воеводы. Князь давал только самые важные поручения и то — ближайшим боярам.

Князь подошел к воротам.

Здесь к его свите присоединились двое отроков, при оружии и в доспехах. Отроки обязаны были сопровождать князя, когда он выходил за ворота кремля.

На улице прохожие также кланялись князю, но предпочитали это делать издалека.

За князем кроме воеводы шла пара отроков, у которых от молодости и безделья всегда чесались руки, и потому они с удовольствием наваляют по шее всякому смерду или даже горожанину, если им покажется, что тот недостаточно почтительно приветствует князя.

А девки, те вообще прятались за заборами — у князя Буревого была молодая жена и с десяток наложниц, но и девкам он, при случае, спуску не давал.

Конечно, многим девкам мечталось о ночи с таким славным воином, как Буревой. Но они также хорошо знали, что если попадутся с грехом, то дома строгий отец задерет длинное платье, украшенное бисером и драгоценными металлами, на голову блудливой дочери и высечет узким ремешком так, что той на всю жизнь помниться будет.

Поэтому девкам лучше было держаться от князя подальше.

Наконец они пришли на причал.

Причал был почти пустой. Большинство стоявших ночью у причала кораблей ушло, а новые придут только вечером.

Но все же пара кораблей качалась на холодной утренней волне. Под присмотром купцов на них грузили товар.

Утренний Волхов блестел под ярким солнцем, словно расплавленный слиток серебра.

Отец занялся беседой с купцами, а Гостомысл взял у отроков лук и потихоньку удалился в сторону.

Рассматривая реку, он дошел до самого края причала.

Здесь у причала приткнулся небольшой струг. На крае низкого борта сидела белобрысая девчонка лет десяти и болтала в воде ногами.

Заинтересованный этим явлением, Гостомысл остановился.

— Девка, ты чего попусту болтаешь ногами? — строго спросил он.

Девчонка прыснула в кулак:

— А тебе зачем это знать?

Гостомысл подбоченился, подражая воеводе Храбру, и гордо сообщил:

— Я княжич Гостомысл. И мне до всего есть дело.

— До всего есть дело? — удивленно спросила девчонка и вредно захихикала: — Ему до всего есть дело!

Гостомысл обиделся:

— Ты чего смеешься? Ты князя не уважаешь?

— Так какой же ты князь, если у тебя еще и усов нет, — сказала девчонка и колко поинтересовалась: — Да есть ли у тебя меч?

— Есть! — сказал Гостомысл и тронул рукоять меча на боку. — Вот видишь у меня на поясе меч.

— Так он, наверно, игрушечный, — зловредничала девчонка.

— А вот иди сюда, враз тебе косы пообрубаю, — пригрозил Гостомысл и потянул из ножен небольшой мечишко.

Но девчонка не испугалась, спрыгнула из ладьи на берег и, уперев руки в тощие бока, встала перед Гостомысл ом и предложила:

— Может, побьемся на кулаках?

Гостомысл окинул оценивающим взглядом задиру: девчонка как девчонка: белобрысая; волосы заплетены в две торчащие в стороны, точно проволочные, тонкие косички; глаза сияющие, как само утреннее небо; рот в ухмылке до ушей. Только нахальная без меры. Впрочем, все девчонки нахалки.

— Не буду я с тобой драться, — рассудительно проговорил Гостомысл.

— Это еще почему? — норовисто проговорила девчонка и презрительно сощурила глаза. — Никак испугался?

— Не испугался! — насупившись, проговорил Гостомысл. — Только негоже князю с девками драться.

— Ну и ладно, — неожиданно легко согласилась девчонка и кивнула на лук за спиной Гостомысла, — это лук?

— А то что же?! — насмешливо ответил Гостомысл: девчонка начинала ему нравиться — веселая, смелая. — А тебя как зовут?

— Голубка, — ответила девчонка.

— Голубка? — Гостомысл удивленно округлил глаза. Какая же ты Голубка? Ты скорее — Росомаха. Вон как в драку лезешь.

Голубка хихикнула:

— Так я же не все время дерусь, а когда я не дерусь — я тихая.

— Что-то с трудом в это верится, — кольнул Гостомысл.

Голубка предложила:

— Давай постреляем?

— Давай, — согласился Гостомысл и снял лук с плеча.

— Чур, я первая! — заторопилась Голубка.

— А ты умеешь стрелять-то? — недоверчиво спросил Гостомысл, но лук и стрелу ей протянул.

— А то! — похвалилась Голубка. — Мне приходится ходить в походы.

— Ты в походах была? — удивился Гостомысл.

Отец пока не брал его в походы. И то, что девчонка видела, то, о чем он и не имел представления, задело его самолюбие.

Гостомысл небрежно проговорил:

— Ты же еще малая.

— А вот и была! — гордо ответила Голубка и спросила: — Куда стрелять?

— Вон в то дерево попади, — сказал Гостомысл и показал рукой на ближайшее дерево на берегу.

Дерево стояло далековато даже для Гостомысла. Он думал что Голубка тоже поймет, что до дерева слишком далеко, и она откажется стрелять по дереву. Тогда бы Гостомысл снизошел и предложил бы ей мишень поближе. Ему очень хотелось доказать этой девчонке свое превосходство.

Но Голубка, ничуть не смутившись, подняла лук и пустила стрелу. Стрела пролетела недалеко и упала на полпути.

Голубка смутилась:

— Не очень получилось. Я обычно стреляю дальше.

— Ага, — недоверчиво сказал Гостомысл, взял лук, натянул его изо всей силы и пустил стрелу. Его стрела пролетела дальше и упала у подножия дерева.

— Вот видишь, варежка соленая, как надо стрелять, — проговорил довольно Гостомысл.

Голубка обиделась:

— Я не варежка, я — русска! А ты все равно не попал, — радостно сказала Голубка.

— Я тоже обычно стреляю дальше, варежка соленая, — сказал Гостомысл и повторил: — Варежка соленая!

Голубка покраснела, сжала кулаки и пригрозила:

— Вот я тебе сейчас надаю по шее. Сам дурак.

Она была готова накинуться на него. Они были слишком юны и потому, наверно бы, драка состоялась. Но Гостомысл прекратил дразниться и замер, навострив уши.

Послушав несколько секунд, неуверенно пробормотал:

— Вроде рог дудел.

Голубка приложила к ушам ладони.