Кристиан Камерон - Тиран

Глаза Киния неожиданно наполнились слезами.

— Они лучше героев Поэта, — сказал он. — И говорят правду.

Вино, песни, общество друзей — все это позволяло не думать о смерти и об отсутствии Страянки, пока все не разошлись спать. Киний ходил среди костров, говорил по несколько слов тем, кто еще не лег, и наконец, усталый, вернулся к себе. И вышло так, что Кинию не пришлось спать в одиночестве; рядом с ним лежал, завернувшись в плащ, Филокл, а по другую сторону — Аякс, как будто минувший год жизни исчез, и они снова пересекали равнины на пути из Томиса. Киний улыбнулся, ощутив тепло друзей, и, прежде чем его начали преследовать мысли о смерти, уснул.

Но смерть настигла его во сне.

Он промок от крови, под ним течет река крови, и пахнет так, как пахли все гниющие раны, которые он видел, пахнет тленом и злом, и он встает, чтобы уйти подальше от этого тлена. Руками он держится за дерево, ноги не задевают корней, он карабкается вверх, и ему хочется стать совой, улететь, но кровь на руках каким-то образом мешает этому, и он может только карабкаться. Он думает, что если поднимется достаточно высоко, увидит противоположный берег реки, сосчитает вражеские костры и узнает…

…он не может вспомнить, что хотел узнать. В замешательстве он поднимался все выше, кровь текла по его рукам, а с рук по бокам, и кожа, которой она касалась, начинала саднить, как саднит от соленой воды ожог.

Солнечный ожог на лице, высунувшемся из воды, соль в глазах, а руки вцепились в гриву большого коня; вода тянет за ноги, тяжелый нагрудник мешает сесть верхом.

О шлем со звоном ударяется меч, поворачивает его, так что ничего нельзя увидеть. Клинок скрежещет на предплечье, на бронзе нагрудника, потом впивается в руку. Серая кобыла испугана, она бросается вперед и вытаскивает Киния из реки, тащит вверх по берегу, который он недавно оставил; он висит на шее у лошади, и это пугает ее, она мотает сильной головой. Удача и мощь движений холки коня помогают ему подняться на руку выше, чем в предыдущих отчаянных усилиях, и ему удается забросить колено на широкую спину скакуна.

Он осматривается и видит, что позади все незнакомые ему воины, это все саки в великолепных доспехах, а на нем самом золотые наручи, которые он видит сквозь щели в шлеме; он сухой и высоко сидит на коне цвета тусклого металла, битва выиграна, враги разбиты, они пытаются собраться среди плавника на том берегу и у старого мертвого дерева, которое служит единственной защитой от сакских стрел. Он поднимает плеть, машет ею три раза, и все бросаются в реку, плывут к другому берегу.

Он готов принять стрелу и, когда она прилетает, почти приветствует ее, потому что хорошо знает, а потом оказывается в воде, его хватают…

Опять. Он проснулся, потому что его тряс Аякс.

— Это был дурной сон, — сказал Аякс.

Во сне Киний сбросил плащ и замерз. Филокл ушел — вероятно, искать более спокойного соседа. Взгляд на звезды и луну подсказал, что спал он долго и что до рассвета меньше часа. Киний поднялся.

Аякс тоже начал вставать. Киний толкнул его обратно.

— У тебя есть еще час, — сказал он.

Аякс повесил голову.

— Не могу уснуть.

Киний уложил его и укрыл своим старым плащом.

— Это волшебный плащ, — сказал он. — Сейчас ты уснешь.

Ярко горел костер, вокруг спали с десяток воинов клана Травяных Кошек, два раба грели воду в бронзовом котле. Один протянул ему миску с едой, и Киний проглотил содержимое — странно, что тело продолжает быть тираном, диктующим ему потребности, ведь ему осталось жить несколько часов. Он надел плащ и взял копье — даже не свое.

Киний чувствовал себя удивительно живым. Высоким, сильным, свободным. Даже страхи последних месяцев — страх смерти, страх поражения, страх любви — куда-то исчезли.

Он прошел к лошадям и поймал Танатоса. Конь беспокоился. Киний покормил его, шепча что-то в темноте, потом сел на него без седла, спустился по склону гряды к болоту и проехал через топь. Его приветствовали несколько Травяных Кошек. Они не спали, были настороже и показывали на тот берег реки.

В темноте что-то происходило: много движений и устойчивый гул. Шум войска. Киний проехал к краю воды, за ним Травяные Кошки. Ни одна стрела не свистнула из темноты. Киний слышал гул даже сквозь шум речного течения.

На темном горизонте появились две пурпурные полосы. Занимался день, и свет уже прибывал.

Он должен знать, здесь ли Зоприон. Он считал, что теперь, когда колонна строится, там хаос. И пустил коня в воду.

Один из воинов Травяных Кошек засмеялся (в его смехе смешались страх и радость), и все они бесшумно вошли в воду, под прикрытием устойчивой какофонии с того берега. На середине брода их все еще никто не заметил.

Киний почувствовал дикое возбуждение — его словно коснулась рука бога; он послал коня вперед, и в ответ жеребец, выпрыгивая из воды, как сын самого Посейдона [93] Один из титулов Посейдона — Отец лошадей. , в несколько шагов перешел на галоп.

Кто-то — его гортанная македонская речь была отчетливо слышна в темноте — крикнул:

— Кто там?

— Разведчики! — отозвался Киний.

Копыта Танатоса стучали по сухой земле. Киний видел голову колонны: щиты упираются в ноги, огромные копья вертикально стоят на земле, у некоторых людей факелы. Киний испытал облегчение. Победит он или проиграет, но он был прав. Это таксис. Зоприон здесь.

Он галопом поскакал мимо фронта фаланги. На него смотрели — чуть испуганно в темноте, но без паники. Он ударил копьем того, кто походил на военачальника, и резко развернул Танатоса. Увидел, что все Травяные Кошки с криками натягивают тетивы и стреляют, натягивают и стреляют — искусно и смертоносно, — и направил коня в реку. За собой он слышал смех Травяных Кошек. Теперь темноту наполнили стрелы, они летели с обоих берегов. Киний припал к спине лошади. Что-то пролетело в нескольких вершках от его лица. Жеребец ненадолго заколебался перед крутым берегом, а мгновение спустя они уже были в безопасности. Один из саков получил стрелу в плечо, другой воин — женщина — вырезал наконечник и вытащил стрелу из раны — все это в несколько движений, не останавливая лошади.

Киний с трудом повернул Танатоса: тот неожиданно заупрямился. Киний подъехал к основанию «большого пальца», и по его призыву из темной листвы появился Темерикс.

— Держитесь, сколько сможете. Они придут через полчаса. Тогда бегите на юг, прежде чем они вас отрежут. Понял?

Темерикс опирался на топор, глаза его в темноте не были видны.

— Да, господин.

Конь Киния уже устремился дальше. А Киний через плечо бросил:

— Я не твой господин.

Он виновато подумал, что так и не устроил встречу беженцев-синдов со Страянкой.

Жеребец так тяжело поднимался на холм, что Киний спешился и проверил копыта: не застряли ли камни. Нет, копыта чистые. Но глаза у коня были дикие. Киний положил руку ему на холку.