Кристиан Камерон - Тиран

— Я сражаюсь за других. И ради своей выгоды. Это трудная жизнь, полная жестоких людей. Не советую тебе становиться одним из них, Аякс. Если хочешь вернуться, я пошлю с тобой кого-нибудь к переправе. С другой стороны, если захочешь остаться, ты должен ответить себе, сможешь ли ты это воевать и оставаться хорошим человеком. — Киний встал; ноги и бедра заставили его ощутить свой возраст. — Дальнейшее тебе тоже не понравится. Это самое отвратительное — после убийства. Но тебе придется понять. — Он потер небритый подбородок. — К тому же дележ добычи — неотъемлемая часть войны. Это есть в «Илиаде» и, значит, не может быть неправильно.

Киний положил руку мальчику на плечо, и Аякс не отстранился. Потом он отошел, отдал чашку рабу, вымыл руки в кожаном ведре и остановился возле Диодора и цепочки захваченных лошадей. Кракс выложил все ценное с тел на окровавленную попону под ногами. Его лицо не выдавало никаких чувств, но Киний заметил его напряженную позу и плечи — может быть, он узнал застежки и украшения, лежащие на земле.

Кинию не пришлось сзывать людей. Он поднял руку, прося внимания.

— Уважаемые господа! Согласно нашему обычаю, мы разделим добычу по заслугам и по очереди. Уважая интересы каждого в отряде. Я беру это.

Киний порылся среди застежек и взял две самых больших золотых. Каждая стоит не менее двадцати серебряных сов, этого хватит, чтобы много дней кормить лошадей в городе. Никто не возразил, хотя это явно была самая ценная добыча.

Потом Киний показал на Ателия.

— Он их обнаружил и предупредил нас. К тому же убил четверых. Предлагаю ему выбирать первым.

Предоставлять новичку, тем более варвару, право первого выбора не принято. Послышался гомон, но негромкий. С одной стороны, делить было особенно нечего, первый выбор не сулил груду золота. С другой, люди, возможно, соглашались, что скиф спас их всех или по крайней мере облегчил бой. Первым поднял кулак Антигон, тоже варвар по рождению.

— Первый выбор! — сказал он.

Остальные подхватили этот возглас.

Ателий осмотрелся, словно убеждаясь, что избран, улыбнулся до ушей. Потом прошел к захваченным лошадям и сел боком на самую крупную из них, светло-гнедую кобылу с маленькой головой, явно персидских кровей. Скиф громко крикнул: «Ип, ип!», спрыгнул и стал отвязывать лошадь.

Киния не удивило, что скиф выбрал лошадь, а остальные остались довольны: им хотелось получить свою долю того, что лежало на попоне. Обычай предоставлять право первого выбора самому доблестному — обоюдоострый меч: может прославить человека, а может вызвать общее недовольство. Но выбор Ателия снискал ему доброе отношение остальных или, возможно, еще более доброе.

Дальше дележ шел строго по старшинству. Вторым выбирал Никий, и, как ни горевал по убитому Гракху, выбирал тщательно — и выудил из груды тяжелую серебряную гривну на цепочке, стоимостью не менее месячной платы.

Хотя оружия у гетов было немного, они носили украшения и монеты. Люди Киния по очереди выбирали, и после того как все выбрали, на ткани осталось еще много вещей. Аякс не участвовал в дележке, но Филокл участвовал — и никто не возразил: спартанца уже признали.

Киний снова созвал всех, и в итоге большинство получило серебра не меньше чем на десять сов, а кое-кто — и гораздо больше. После второго выбора оставалась преимущественно бронза и несколько маленьких серебряных колец.

— Рабы, — распорядился Киний.

Он указал на попону. Раб Аякса подошел охотно: благодаря возрасту и опыту он стал главным рабом и без колебаний взял и надел на руку самое большое серебряное кольцо. Потом подмигнул Краксу.

На лице Кракса в свете костра видны были следы слез, как ручейки на склоне холма после бури. Тем не менее он наклонился и взял последнее серебряное кольцо. Они разделили между собой бронзовые монеты. Никто не следил за последней дележкой: все осматривали лошадей, обсуждали их мелкие стати и жаловались, что скиф забрал лучшую. Пока делили лошадей, солнце зашло за холмы.

Ателий подошел к Кинию.

— Я — смотреть? — спросил он, показывая на две тяжелые застежки в руке Киния.

Киний протянул их ему. Скиф осмотрел их в последних лучах солнца. Золото казалось только что выплавленной медью. Ателий кивнул.

— Сделать мой народ, — сказал он.

И показал на изображения лошади и оленя, основным мотивом проходившие по обеим застежкам. Очень тонкая для варваров работа, задние ноги лошади отлично вылеплены, у оленя голова благородная и красивая.

Пока Ателий разглядывал застежки, Киний дважды посмотрел на Аякса; в молодом человеке видна была только усталая покорность злу старшего поколения. Ателий вернул застежки и отправился любоваться своей новой лошадью. Киний пожал плечами, взял плащ и расстелил его на земле. Не успел он подумать об Артемиде, как наступило утро.

Рассветный дозор не принес неожиданностей. Подпруги были прочно затянуты, поклажа подготовлена и навьючена на лошадей, и раб Аякса, выскребая котел, посвистывал. Ателий до блеска вычистил обоих своих коней. Его пример заставил остальных поступить так же, и это порадовало Киния, которому хотелось, чтобы его люди каждый день выглядели прекрасно.

Киний поехал в стороне от всех, чтобы хоть ненадолго остаться одному. Он наблюдал, как навьючивают лошадей: вьючных теперь много, и каждой достается тяжесть поменьше, а значит, они пойдут быстрее.

Раб Аякса терпеливо ждал у колена Киния. Когда Киний его заметил, раб наклонил голову.

— Прошу прощения, господин.

Киний считал, что посвистывание этого раба каким-то образом задало хороший настрой всему утру и что участие рабов в дележе добычи понравилось богам.

— Я не знаю, как тебя зовут.

Раб снова поклонился.

— Арни.

Киний попробовал на язык варварское имя.

— В чем дело, Арни?

— Прошу прощения за вопрос… не стал бы… если бы больше не было схваток. — Он смотрел храбро. — Я умею сражаться. Если захочешь. Могу мечом или ножом. Их со вчера много осталось.

Вооружать рабов всегда опасно. Однако сейчас главное — побыстрее пересечь равнину.

— Только до города. А Кракс?

Раб улыбнулся.

— Дай ему несколько дней. Да. Он будет готов.

Киний кивнул.

— Смотри, чтобы он не украл твое оружие и не убил нас, пока еще не готов.

Арни улыбнулся, покачал головой и отошел.

Лошади ржали. Удлинившаяся колонна двинулась по равнине.

Три дня пути без происшествий привели их к греческим поместьям, разбросанным вокруг Антифилии, поселения столь небольшого, что назвать его колонией можно было с трудом. На самом деле это была колония колонии, потому что охраняла южные подступы к двум более процветающим городам — Тиру и Никану; в обоих этих городах сосредоточена торговля зерном со всеми равнинами, потому что они контролируют доступ к заливу, глубокому, как небольшое море. Киний никогда не был ни в том, ни в другом, но слышал достаточно, чтобы понять, что здесь происходит. И когда его лошадь ступила на камни греческой дороги, он в глубине души вздохнул с облегчением.