Кристиан Камерон - Тиран

Агий взял из костра ветку — смолистую ветвь сосны, объятую пламенем. Все остальные, даже сыновья земледельца, тоже взяли по ветке и вместе пошли к погребальному костру. Они спели гимн Деметре, потом пеан, потом бросили свои ветви на груду дров. Она вспыхнула, словно в нее ударила молния Зевса, — хороший знак.

Все смотрели, как горит костер, пока жар и запах горелого мяса не отогнали их. Тогда они снова выпили. Потом встали, поклонились друг другу, воины благородной крови красноречиво благодарили хозяина, затем легли спать в палатках на соломенных постелях. Киний возвращался с Никием, у которого по лицу бежали слезы. Никий беззвучно плакал уже целый час, но сейчас слезы его высыхали.

— Не могу припомнить симпосий, который понравился бы мне больше.

Киний кивнул.

— Все было устроено хорошо.

Никий сказал:

— Завтра утром отдам ему свою лошадь из добычи. Пусть она будет от Гракха, за этот пир. И спасибо тебе, что не забыл о нем. Я боялся, что все его уже забыли.

Киний покачал головой. Он сжал плечо своего гиперета, и они обнялись. Подошли другие и стали обнимать Никия. Помешкав, это сделал и Аякс.

Утром погребальный костер еще дымился. Встало великолепное солнце; еще до того, как оно наполовину показалось из-за горизонта, все вокруг окрасилось розовым и желтым. Готовя свою лошадь в дорогу, Киний десяток раз услышал выражение «розовоперстая заря».

Никий попросил Эхо забрать из костра кости, когда те остынут, и похоронить на семейном кладбище.

Колонна построилась быстро и аккуратно, все вьючные лошади из-за корзин с зерном походили на беременных ослиц. К этому времени все уже хорошо знали свои места, и все делалось гораздо быстрее — быстрее разбирались палатки, быстрее скатывались и убирались плащи, снимались путы с ног лошадей. Ни Киний, ни Никий в эти дела не вмешивались. Поэтому «розовоперстая заря» еще не уступила место настоящему дню, а Киний, уже верхом, прощался с Александром, стоявшим на пороге. Никий уже отдал хозяину лошадь.

Приятно было уезжать оттуда, где остаются друзья.

Когда поднялись на первый холм, Никий оглянулся.

— Мальчишка будет ухаживать за могилой, словно в ней один из героев, — сказал он. По его щекам текли слезы.

— Мало кто из нас может рассчитывать на такое хорошее погребение, — сказал Киний, и Никий сделал знак, отвращающий зло, — так обычно поступают крестьяне.

Спустя стадию подъехал Филокл.

— Думаешь, и ты станешь когда-нибудь таким?

Киний хмыкнул.

— Земледельцем? С женой? И сыновьями?

Филокл рассмеялся.

— И дочерьми!

Киний покачал головой.

— Едва ли я смогу вернуться.

Брови Филокла приподнялись.

— А почему нет? Кальк и Изокл с удовольствием тебя примут.

Киний снова покачала головой.

— Ты любопытен, проклятье! Что, какой-то бог научил тебя мучить Киния?

Филокл отрицательно покачал головой.

— Ты мне интересен. Командир. Вождь прославленных воинов.

Киний сел на спине лошади повыше и скрестил ноги. Такая поза позволяла бедрам отдохнуть за счет зада.

— Послушай. Ты спартанец. У тебя было много возможностей поразмыслить о прославленных воинах.

Филокл коротко кивнул.

— Да.

— А я кто? Старший над двенадцатью воинами. Так почему я? Прославленные воины! Ты льстец. Пусть твои слова достигнут ушей Зевса.

— Но мои спартанцы все говорят, что тоскуют по крестьянской жизни. Это говорят многие, такие слова — и даже мысли — стали своего рода обыденностью. Может, я спрашиваю тебя потому, что ты не спартанец.

— В таком случае вот тебе мой ответ. Когда-то я мечтал иметь поместье и жить там с женой. Но сейчас я думаю, что умер бы со скуки.

— Ты любишь войну?

— Тьфу! Я люблю, когда войны нет. Люблю подготовку и езду верхом, люблю разведку, люблю обдумывать ход битвы… чувство товарищества, общий успех. Ну, а убийства — плата за эту невоенную часть.

— Земледельцам тоже приходится думать. По крайней мере, хорошим земледельцам.

— Правда?

Киний высоко поднял брови, пародируя удивление на лице трагического актера.

Филокл продолжал, как будто поверил, что Киний искренне удивлен.

— Правда. Хорошие земледельцы тщательно все обдумывают. Они готовятся и проводят разведку, их хозяйство словно отряд гоплитов, приученных действовать вместе. Но это не для тебя.

Киний пожал плечами.

— Нет, не для меня.

Глядя на далекие холмы, Филокл кивнул словно своим мыслям.

— Но, может, тут есть еще кое-что.

Киний покачал головой.

— Спартанец, неужели ты никогда не говоришь о погоде? Или о музыке, о состязаниях атлетов, о поэзии, о женщинах, с которыми спал, — о чем-нибудь таком?

Филокл ненадолго задумался.

— Нечасто.

Киний рассмеялся.

— Так почему ты с нами?

Филокл начал отставать, смещаясь к концу колонны. Он помахал рукой.

— Чтобы учиться! — крикнул он.

Киний выругался и взглядом поискал Ателия. Скиф не пришел на симпосий у моря, но к этому времени у него уже сложились хорошие отношения со всеми, особенно с Антигоном и Кеном, с прежним рабом и с человеком высокородным. С первыми лучами рассвета Ателий выехал на разведку. Киний хотел, чтобы он вернулся. Пора становиться осторожными.

Он вдруг подумал, что уже целые сутки ни о чем не тревожился, и снова возблагодарил богов за земледельца Александра, призвал благословение на этого человека. Он думал о том, каково это — возделывать землю, вспоминал дружелюбие и гостеприимство Александра и гадал, что он стал бы делать, если бы его попросили…

На вершине холма далеко впереди показался Ателий, он уверенно сидел на своей гетской лошади, дожидаясь, пока колонна подойдет. Киний уже узнавал его на расстоянии — по посадке, такой свободной и такой негреческой. С Ателия станется даже спать в седле.

Подъехали ближе, и стало ясно, что он действительно спит. Но когда они подъезжали, Ателий проснулся и помахал рукой.

— Хорошо поспал? — спросил Киний.

— Долгий путь. Много всякого. Да?

Киний кивнул.

— Что видел?

— Я? Много — траву, холмы. Следы лошадей, много лошадей. Мой народ. Не прячутся, как геты.

Киний почувствовал легкое опасение.

— Твой народ? Давно? Когда они были здесь?

— Вчера? Может, вчера? Два дня назад, если не дождю. — Скиф плохо владел сложностями склонения греческих существительных и предпочитал всем падежам дательный. — Дождю? — вопросительно повторил он снова.

— Был ли дождь? Не вчера. — Киний оглянулся на колонну, поднимавшуюся на холм. — Твой народ — он причинит нам вред?

Ателий ударил себя по груди.

— Не мне. — Он улыбнулся. — Идти найти их?

Киний показал на себя.

— Ты пойдешь искать их? И вернешься? Назад к нам?

Ателий кивнул.

— Найти их, вернуться к вам.