Кристиан Камерон - Тиран

— Ателий говорит, это правда. Я тоже так считаю. Подумай, прежде чем говорить.

Киний попытался представить себе тридцать тысяч всадников в одном войске.

— Ты сможешь их кормить? — спросил он.

Царь кивнул.

— Какое-то время. А если города будут на моей стороне, то гораздо дольше. Позволь говорить с тобой прямо, Киний. Я могу просто уехать на север в глубь равнин и оставить вас македонцам. Они могут маршировать до следующего снега и не найдут меня. Степи обширны — больше всего остального мира.

Киний глубоко вздохнул, заставив себя забыть о руке на колене и о голубых глазах под темными бровями на другой стороне круга в шатре.

— Если хочешь убедить архонта, докажи, что у тебя есть такая сила.

С тридцатью тысячами мужчин и женщин, которые скачут, как Артемида…

Царь носком обуви указал на большую золотую чашу у своих ног.

— Я не могу показать ему всадников с больших равнин. Но могу показать горы золота. А золото — верный способ смягчить сердца греков; я это видел. Пусть твой архонт задаст себе вопрос: если у царя разбойников столько золота, то почему бы у него не быть тридцати тысячам всадников?

Киний поморщился, услышав слова «царь разбойников», и царь снова рассмеялся.

— Он ведь так нас называет? Разбойниками? Конокрадами? Или еще хуже? Я все это слышал, когда был заложником.

Киний сказал:

— Тогда зачем тебе вообще сражаться? Почему бы просто не уйти на равнины?

Царь откинулся и прижался спиной к настенной вышивке. Вид у него был довольный.

— Ваши города — наше богатство. Мы отправляем туда зерно и покупаем товары, которые нам нравятся. Мы можем обойтись без всего этого — нас ничто не обязывает. Но можем и сразиться за них. — Он поднял руку и качнул ладонью. — Все связано одно с другим. Сражаться за наши сокровища или оставить их? Если я приму верное решение, я буду «хорошим» царем. Если неверное — «плохим». — Он встал. — Ты устал. Когда поедем, я задам тебе еще вопросы. Ты готов отправиться завтра?

Киний тоже встал. Филокл нетерпеливо встал рядом.

— О царь, я готов. С твоего разрешения, я буду сопровождать тебя в Ольвию.

— Да будет так.

На следующий день у Киния слегка кружилась голова, когда он двигался слишком быстро, и доспехи казались непривычно тяжелыми, но к этому он скоро привык. Снег вокруг лагеря лежал глубокими сугробами, а там, где покидали лагерь охотники или собиратели дров, был плотно утоптан. На юге Киний видел большой, черный изгиб реки. Ни следа тропы, по которой они сюда ехали, не осталось.

— Ехать придется медленно, — сказал Киний Аяксу и Эвмену. Филокл сторонился его.

— У всех саков есть смена лошадей.

Эвмен показал туда, где готовился к выходу отряд — царь и десять сопровождающих. На всех, как на царе, было множество золотых украшений. На всех были красные плащи, хотя двух плащей одинакового оттенка красного цвета не было.

Киний поискал Страянку, но не увидел ее. Значит, она не будет сопровождать царя. Он подумал: пришла бы она, если бы он сказал то, что она хотела услышать? Чего именно они с Филоклом ждали от него? Он размышлял о том, какой прием встретит в Ольвии, о том, что его ждут зимние занятия, подготовка богачей и их сынков к службе в коннице, и впервые это показалось ему пустым и бессмысленным делом. Он думал о предложении, которое получил на случай, если его изгонят, и о том, что это может означать.

Он думал о ней и о том, как смотрел на нее царь. Любовница царя? Невеста? Мрачные мысли — такие ревнивые мысли первыми сообщают мужчине, что он влюблен, — теснились в уме Киния, когда рядом оказался Филокл.

— Что, собака съела твой завтрак? — сказан он.

Сам Филокл выглядел довольным, сытым и готовым ко всему.

— Она действительно замужем, братец? — спросил Киний.

Филокл улыбнулся: Киний редко называл его братцем, а ему такое обращение нравилось.

— Нет. Что-то мне подсказывало, что ты обязательно спросишь…

И он громко рассмеялся.

Киний почувствовал, как румянец залил его щеки до самой шеи.

— Смейся, если хочешь, — напряженно сказал он.

Филокл поднял руку.

— Прошу прошения, — сказал он. — Тому, кто сам часто испытывал укол стрелы Эроса, не подобает смеяться. Не замужем, и, как считает Ателий, — глава большого племени этих варваров. Знаменитая воительница.

Киний погладил бороду, глядя на царя и его лошадь и стараясь не встречаться глазами с Филоклом.

— Она — наложница царя?

Филокл подбоченился.

— Ты можешь представить себе эту девушку чьей-нибудь наложницей? — Он улыбнулся. — Я почти решил сказать ей, что ты спрашивал.

Киний повернулся к нему, и Филокл снова рассмеялся.

— Однако тебя задело! — сказал он.

Киний хмыкнул. Потом отвернулся от Филокла, схватил за плечо Эвмена и подъехал к царю.

Тот осматривал копыта своей лошади. Переднюю ее ногу он зажал между коленями, а в зубах держал кривой нож.

— Доброе утро, — сказал он, не вынимая нож.

Киний неловко поклонился: тяжесть доспехов делала его неуклюжим.

— Я не хочу задерживать тебя, господин. Но у нас мало сменных лошадей, и мы не сможем ехать быстро.

Царь поставил ногу коня на землю, дружески похлопал его и начал затягивать подпругу. Кинию по-прежнему непривычно было наблюдать, как царь сам затягивает подпругу. Это мешало ему поверить, что тот же царь способен выставить тридцать тысяч всадников.

Убедившись, что подпруга затянута, царь махнул плетью высокому светловолосому мужчине с огромной бородой, с ног до головы одетому в красное. На совете он сидел слева от царя.

— Матракс, ты мне нужен!

Матракс подъехал на рослом гнедом жеребце. Тучный, с животом, наплывающим на пояс, но руки у него как стволы небольших деревьев, а ноги огромны. Его красная шапка оторочена белым мехом, а от плеч до локтей идут золотые пластинки с изображением поцелуя Афродиты. Они с царем обменялись несколькими словами. Киний был уверен, что прозвучали слова «лошадь» и «снег». Потом оба посмотрели на него. Матракс широко улыбнулся.

— Ты друг царь! — сказал он. — Хороший друг. Царь дает лошадей. Идем! Видеть лошадей, брать.

Киний позвал Ателия, а Эвмену сказал:

— Не хочу быть в долгу за этих лошадей. Скажи, что нам нужно всего несколько запасных.

Эвмен, запинаясь, начал вспоминать слова сакского языка, но царь покачал головой.

— Просто возьми. У меня их еще несколько тысяч. Я хочу одного: быстро ехать и побыстрей покончить с этим. Мои люди будут ждать здесь, и нам предстоит еще долгая поездка на север, когда эта закончится.

Слова дружеские, но тон повелительный. Этот дар из тех, от которых нельзя отказаться.

Киний велел Ателию, уже сидевшему верхом, ехать за Матраксом. Скиф вернулся с вереницей крепких стенных лошадей и двумя большими боевыми конями. Оба были светло-серые, как только что выплавленное железо, с черными полосами вдоль спины.