Сергей Житомирский - Ромул

Пир проходил в просторной комнате, украшенной развешенными по стенам разрисованными тканями. Столы образовывали незамкнутый прямоугольник. Гости сидели снаружи боковых столов, царь с женой и старшими сыновьями за торцевым, слуги, менявшие блюда, заходили внутрь прямоугольника.

На пиру было человек сорок. Сабинский диалект, близкий к латинскому, не мешал Ромулу понимать разговоры. Речь в основном шла о скотине и запасах семян на весну. Сидевший рядом с Ромулом сабин расспрашивал его об альбанских святынях — алтаре Юпитера, Ферентинской роще и озере Неми. Ромул отвечал. Вдруг услышал приветственный крик: «A-а, вот гости сверху!», обернулся и замер. Вошла пара — немолодой сабин с шеей такой толщины, что, казалось, его голова растёт прямо из плеч, и юная женщина с ярко-рыжими волосами и прекрасным, чуть капризным лицом. Это была Герсилия.

Значит, тот, без шеи — Гостилий. Гости за противоположным столом подвинулись, и вновь пришедшие сели чуть в стороне от Ромула. Слуга поставил перед ними серебряные тарелки и чаши, стал накладывать жаркое. Герсилия посмотрела на Ромула как на незнакомого, кивнула Туску и улыбнулась Нумии. Ромул тоже сделал вид, что видит её впервые. В продолжении всего пира он наблюдал её заботливую нежность по отношению к мужу, молчаливому и медлительному, как большинство сабинян.

Все хорошо поели, выпили кисловатого вина, послушали певиц и сами спели хором несколько песен. Ромул по мере сил подпевал, хотя песни были ему незнакомы. Как отличался этот степенный пир от шумных габийских пирушек, когда юнцы, едва захмелев, начинали задирать друг друга, кидались костями и затевали драки! Сабины во всём знали меру и не допускали, чтобы веселье выплеснулось через край. Хотя, может быть, здесь их стесняло присутствие царя?

Перед сном в гостевой комнате Туск спросил:

— Узнал Герсилию?

— Конечно, — кивнул Ромул. — По-моему, она вполне довольна жизнью.

— Или делает вид, что довольна, — ответил Туск. — Разве поймёшь этих женщин?

«Вот мы и увиделись, и ничего не случилось, — думал Ромул. — Слава богам, мы оба умеем владеть собой и никто никогда не узнает о том, что было между нами».

Миссия была выполнена, послезавтра Ромул и Туск собрались ехать домой.

Утром незнакомый слуга передал Ромулу кусочек коры, на котором было написано по-этрусски: «Приходи сегодня в полдень к храму Марса». Ромул расспросил Нумию, как найти храм, сказав, что хочет помолиться богу — покровителю семьи. Нумия указала ему на рощу над Нимфеем, где стояло скромное святилище бога плодородия и войны.

Ромул с трудом отделался от Нумии и Туска, которые хотели его провожать, объяснив, что желает сосредоточиться и остаться наедине с божеством. Дойдя до рощи из низкорослых дубков, он сразу увидел храм — небольшой безоконный сруб под соломенной крышей с широким входом, лишённым дверей. Он огляделся кругом, никого не увидел, но тут его окликнули и из-за кустов появилась Герсилия. На ней было зелёное платье и те самые стеклянные карфагенские бусы. Она была прежней, бесконечно близкой и родной.

— Как же ты могла согласиться?.. — тихо проговорил Ромул.

— А что мне оставалось делать? — дёрнула плечом Герсилия. — Отец просто продал меня. Что было толку брыкаться? Я добилась бы только того, что Гостилий стал бы обращаться со мной как с наложницей. А так он мною гордится, и я им верчу, как хочу. У меня три личных служанки, большой дом, полгорода подружек. А люблю я только тебя, — добавила она и робко положила руки Ромулу на плечи. — Не сердись на меня, я не могла идти против судьбы.

Ромул и верил, и не верил, но не удержался, притянул к себе, крепко обнял. И не осталось ни ревности, ни обиды, только тоска и нежность.

— Как бы нас здесь не заметили, — забеспокоилась Герсилия. — Давай отойдём от храма.

Они углубились в лес и сели рядом на упавший ствол.

— Знаешь, а ты ведь оказалась права, — сказал Ромул. — Мать перед смертью призналась, что мы ей неродные дети. Я действительно сын Реи Сильвии, только пока это надо держать в тайне, особенно от Амулия.

Ромул стал подробно рассказывать о состязаниях, набеге разбойников, бедах семьи, смерти матери и её признании, о находке цисты и похищении Илии, которая оказалась его настоящей матерью, о решении мстить разбойникам и том, как они с Ремом на полдня опоздали предупредить Агиса о грозящей опасности и не смогли предотвратить его гибель. Закончил он описанием победы Рема над Кальпуром, которая сделала брата главой отряда разбойников.

— Сколько всего за несколько дней! — вздохнула Герсилия. — Что же ты собираешься делать?

— У меня много желаний, — ответил он, — но два самых сильных пока невыполнимы. Я хотел бы освободить мать и вернуть тебя.

— Я бы пошла за тобой хоть на край света, — сказала Герсилия, — но сабиняне не прощают обид. Гостилий и его род способны начать из-за меня настоящую войну, как ахейцы из-за Елены. Боюсь, что это единственное наше свидание. Но если ты вдруг когда-нибудь сможешь, то укради меня!

Она прижалась к Ромулу и осыпала его лицо поцелуями...

Ромул и Туск сердечно простились с Нумией, которая без конца благодарила их за помощь, а Тит подарил на прощание друзьям по тёплому плащу и посоветовал ехать обратно другой дорогой, вдоль Нимфея и дальше через Ценину.

— Я слышал, у Коллация и Тибура остановился большой отряд переселенцев, — объяснил он, — там неспокойно. Да и в ничейных лесах тоже. В эту осень многие общины отпустили младших сыновей куда глаза глядят, и там полно лесного сброда.

— А как у вас? — спросил Ромул.

— К нам они не заходят. Мы живём среди лесов, охотимся, добываем мёд, собираем ягоды. Сабинин чужака заметит сразу. А уж постоять за себя мы сумеем! До Аниена я вам дам проводника, и в нашей земле вас никто не тронет.

К нам молодёжь собралась, поколенье

изгнанников жалких,

Шли отовсюду они, сил

и решимости полны.

Утро выдалось промозглым, и подаренные царём Титом тёплые шерстяные плащи оказались весьма кстати. Ромул с Туском ехали за молчаливым провожатым на юг вдоль Нимфея. Дорога, которую правильнее было бы назвать тропой, то шла по берегу, то, сглаживая изгибы реки, уходила в лес. Ромул был ещё во власти впечатлений после встречи с Герсилией. Туск догадывался о переживаниях друга и не надоедал ему разговорами.

Путники без приключений в удобном месте вброд перешли Аниен, служивший границей между землями сабинян и латинов, и поднялись к Ценине. Город стоял на латинской стороне Аниена напротив устья Нимфея и имел дурную славу. Главная торговая дорога из этрусского Двенадцатиградия в южные края шла через Антемны, при впадении Аниена в Тибр, и Габии, минуя Ценину. Говорили, что обиженный этим ценинский царь Акрон покрывал разбойников, грабивших караваны, и сам при случае был не прочь пограбить.