Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф

Императрицу он называет не иначе, как «богиня».

Это было весёлое время, которое ещё много месяцев давало пищу для забавных разговоров, но Елизавета счастлива, что может снова уехать из города и посвятить себя детям, прежде всего маленькой Валерии.

Ненадолго приезжает в Ишль и император, но, когда саксонские правители уведомили его о своём визите на выставку, вынужден был вернуться в Вену. Елизавета возмущена:

— Стоит ли так спешно возвращаться из-за саксонцев? Легко можно было бы приурочить их приезд к визиту сербов и греков. Ты успел так избаловать всех, что не получишь за свою чрезмерную любезность даже особой благодарности. Скорее наоборот. Собственно, ты понимаешь, что я права, но не желаешь в этом признаться. Так всегда бывает, когда люди совершают глупости...

Тем временем крупный крах биржи в Вене потряс финансовый мир Австрии, и выставка, посещение которой значительно сократилось из-за угрозы холеры, завершилась огромными убытками. Более глубокую взаимосвязь Елизавета не уловила, но её доверие к управлению государством и прежде всего к экономической прозорливости министров существенно поколебалось. В эти дни она снова становится надёжной опорой императору, на которого всё случившееся очень сильно подействовало. В сентябре визит короля Италии должен ознаменовать характерный шаг в духе новой ориентации внешней политики под руководством Андраши. Для этого Елизавету призывают в Шёнбрунн; она приезжает, но чувствует себя весьма неважно. У неё гастрическая лихорадка и ей так плохо, что она не в состоянии принимать монарха. Король Италии до крайности разочарован, что не увидит императрицу, которую он жаждал посмотреть. Андраши это тоже весьма неприятно. Появляется повод для разного рода кривотолков и сплетен. Но на этот раз причина действительно не в лени, которую венцы приписывают своей императрице. Едва состояние здоровья позволяет, она бежит в Геделе, где сейчас, в октябре, когда опадают завядшие листья и лес расцвечивается тысячью чудесных оттенков, так щемит душу от прелести поздней осени.

Отдых в Геделе идёт ей на пользу, и она поправилась бы быстрее, если бы ей не приходилось быть невольной свидетельницей непрекращающейся борьбы в её ближайшем окружении, которая тяготит её. Собственно говоря, теперь существует целых три двора: один двор — Франца Иосифа, второй — тот, что императрица постепенно сформировала возле себя в соответствии с собственными желаниями, и третий — при кронпринце. В свои пятнадцать лет Рудольф ведёт себя как вполне взрослый, и выбор его приближённых уже не в такой степени, как прежде, зависит от вкусов его родителей. Три двора не ладят друг с другом, и это приносит всё новые и новые огорчения.

2 декабря императорской чете приходится возвращаться в Вену в связи с двадцатипятилетием вступления Франца Иосифа на престол. Праздник получается чудесным, но он стал причиной ужасной суматохи. Вечером намечается грандиозная иллюминация, но прежде императрице хочется немного подышать свежим воздухом, и она идёт с Марией Фестетич по Рингштрассе, что нередко делала и прежде, оставаясь неузнанной. Но сегодня её узнают, окружают и начинают восхвалять. Вначале она ничего не имеет против и с улыбкой благодарит своих подданных, но потом отовсюду устремляются тысячи людей. Вскоре императрица уже не в состоянии двинуться ни взад, ни вперёд. Кольцо людей вокруг Елизаветы и её спутницы сужается. Графиня просит, умоляет расступиться, Елизавете и ей становится трудно дышать, на лбу у них выступает холодный пот от страха. Полиция не может ничем помочь. Внезапно графиня начинает кричать:

— Ведь вы раздавите императрицу! На помощь! На помощь! Дайте дорогу!

Наконец, спустя примерно час нескольким мужчинам удаётся образовать узкий проход к карете. Елизавета быстро забирается в неё, полумёртвая от пережитого страха и вконец измученная.

Сразу же по прошествии торжеств, ещё 3 декабря, Елизавета опять возвращается в Гедель. Столь непродолжительное её пребывание в Вене в связи с подобным незаурядным событием вызывает недовольство во многих кругах столицы. Все только и говорят о том, что императрица почти не бывает в Вене, а её симпатии обращены исключительно к Венгрии. В одной из газет появляется статья под заголовком «Эта странная императрица», где говорится, что Елизавета готова находиться где угодно, но только не в Вене. Когда вслед за этим к императору является депутация «Конкордии», ассоциации газетных журналистов, чтобы поздравить его с юбилеем вступления на престол, Франц Иосиф, прозрачно намекая на эту статью, выражает надежду, что отныне пресса не будет вмешиваться в частную жизнь императрицы. Тем не менее этот случай весьма неприятен императору. Находясь на вершине власти, нельзя оставаться просто частным лицом, нельзя свободно распоряжаться собой — приходится подчинять всю свою жизнь сложившимся традициям и возложенным на тебя обязанностям. Но это именно то, против чего восстаёт вся натура Елизаветы; она никогда не привыкнет к этому, потому что не может преодолеть себя.

Год 1874 начинается с сенсации. Ослепительно красивая, молодая императрица, которой никто даже приблизительно не даёт её возраста, становится бабушкой. Когда об этом говорят, это звучит неправдоподобно, смехотворно, однако легко объяснимо, если вспомнить, что и Елизавета, и её дочь Гизела, которая 8 января 1874 года родила девочку, вышли замуж в шестнадцать лет. Императрица моментально отправляется в Мюнхен, хотя там отмечены случаи заболевания холерой. Опасаясь, что ей придётся быть всё время вместе с королём Людвигом II, отказывается от предоставленных ей апартаментов в резиденции. На следующий день после крещения внучки Елизавета неожиданно входит в комнату Марии Фестетич:

— Сегодня я отправляюсь с одним врачом в холерный госпиталь, Мари, и иду одна, поскольку не решаюсь взять на себя ответственность захватить кого-нибудь с собой.

Графиня безуспешно пытается удержать императрицу. Перед госпиталем Елизавета хочет оставить её в карете, но графиня протестует:

— Не навлекайте позор на мою голову, Ваше величество, запрещая сопровождать вас.

Вид человеческих страданий, которые они там встретили, потрясает. Переходя от одной койки к другой, Елизавета находит доброе слово для каждого страждущего, который борется со смертью. Обычно властители избегают посещать места, где столь тяжко страдают, им не позволяют заходить так далеко, а Елизавета проявляет такое личное мужество, каким вряд ли могла когда-нибудь похвастаться коронованная особа. Она ходит бесшумно, и в глазах её безграничная доброта. Вот лежит при смерти молодой человек.