Дмитрий Евдокимов - Воевода

Из челобитной крестьян Тушинскому вору.

«И переменились тоща жилища человеческие и жилища диких зверей: медведи, волки и лисицы стали обитать на местах сел человеческих, и хищные птицы из дремучих лесов слетались над грудами человеческих трупов, и горы могил воздвигли на Руси».

«Сказание» Авраамия Палицына.

Пока Пожарский вёл обоз в Москву, расторопный коломенский воевода, прослышав от лазутчиков о его победе, чтобы избежать укоризны, примчался с доносом к государю, деи, Пожарский не по чину вознёсся, ослушался государева указа, самовольно бросил Коломну, уйдя неведомо куда.

Доносительство было мило государеву сердцу, поэтому он лишь пожурил воеводу за трусость, явно им проявленную при появлении неприятеля, а Пожарскому, поздравив его нехотя с боевой удачей, выговорил за неуважение к старшему. В душе Шуйский был рад такому исходу: не надо было тратиться на награждение победителя.

Но как ни старались умалить Пушкин да Дмитрий Шуйский значение совершенного князем, вся Москва заговорила о Пожарском как о замечательном воине, которому удалось разбить наголову, будучи в меньшинстве, польских гусар, да ещё во главе с полковником Александром Лисовским, имя которого приводило в трепет многих русских воевод.

Русь раскололась надвое, имея сразу двух царей и двух патриархов. Смятение охватило душу лживого властителя. Не таким виделось ему в тайных сладостных мечтах его царствование. Где оно, благолепие в соответствии со старыми обычаями? Все врут, изменяют на каждом шагу. Сколько их, «лучших московских людей», клявшихся ему в верности, съезжают в Тушино и там целуют крест вору, а потом снова возвращаются к нему, требуя жалования? Дошло до того, что в некоторых семьях отец «прямил» ему, Шуйскому, а сын служил в тушинском таборе, и, съезжаясь на обед, родственники делились друг с другом новостями, будучи уверены, что, чья бы сторона ни победила, семье от этого урона не будет.

Чтоб одолеть вора, Шуйский был всё же вынужден прибегнуть к помощи шведского короля. В Новгород для переговоров с посланниками Карла IX он послал племянника Михаила Скопина-Шуйского. Но ждать подхода шведских войск пришлось долго. А москвичи тем временем, возбуждённые слухами из Тушинского лагеря, вновь взволновались.

В субботу на масленице, 17 февраля 1609 года, в боярскую думу ворвались князь Роман Гагарин, рязанский помещик Григорий Сунбулов и Тимофей Грязной. С ними пришло более трёхсот верных им вооружённых людей. Заговорщики потребовали от бояр согласия свергнуть Шуйского, они должны были выйти на Лобное место и заявить народу, что царь низложен. Однако на площадь явился лишь Василий Голицын, который по знатности рода был первым претендентом на трон после Шуйского. Остальные бояре разбежались по домам.

Заговорщики тем временем отправились в резиденцию патриарха, в Успенский собор. Гермоген отказался добровольно следовать на Красную площадь, его потащили силой, толкая сзади, обсыпая мусором и бранью.

Поднявшись на Лобное место, Роман Гагарин выкрикивал, обращаясь к собравшимся на площади:

— За кого мы кровь христианскую проливали? За человека недостойного и ни на что не потребного: глупого, нечестивого, пьяницу и блудника! Его посадили на трон его же потаковщики, такие же нечестивцы, как он сам! Не было на то согласия всей земли.

Люди слушали внимательно, кто-то соглашался, а кто-то и нет. Дородный мужчина возразил Гагарину:

— Что ты тут мелешь? Все знают, что государь сел на царство не сам собою. Выбрали вы его сами — бояре да дворяне и служилые люди. Насчёт пьянства его или какого другого неистовства мы ничего не слыхивали.

Вступил другой москвич:

— Шуйский, может, многим неугоден. Но нельзя его с царства свести просто так, без больших бояр и всенародного собрания.

Гагарин не отвечал на возражения, толкнул локтем Григория Сунбулова:

— Давай зачитывай грамоту, что давеча составлял по совету в полках, со служилыми людьми иных городов.

Сунбулов выдвинулся вперёд и по свитку зачитал:

— «Князя Василия Шуйского одною Москвою выбрали на царство, а иные города того не ведают, и князь Василий Шуйский нам на царстве не люб, и для него кровь льётся, и земля не усмирится: чтоб нам выбрать на его место другого царя?»

Иногородние, бывшие на площади, одобрительно зашумели. В ответ поднял свой голос не устрашённый нанесёнными ему оскорблениями патриарх Гермоген:

— До сих пор Москва, ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и ни которые города не указывали, а указывала Москва всем городам! Государь царь и великий князь Василий Иванович возлюблен и избран и поставлен Богом и всеми русскими властями и московскими боярами и вами, дворянами, всякими людьми всех чинов и всеми православными христианами, из всех городов на его царском избрании и постановлении были в то время люди многие, и крест ему, государю, целовала вся земля, присягала добра ему хотеть, а лиха не мыслить!

Тимофей Грязной зло выкрикнул:

— Шуйский тоже крест целовал, что не будет никого наказывать без совета с боярами! А на деле что? Проведали мы, что он тайно побивает и в воду сажает братию нашу, дворян и детей боярских, жён и детей, и таких побитых с две тысячи!

— Как же это могло статься, что я ничего не знаю? В какое время и кто именно погиб?

Грязной смешался, затрудняясь назвать имена, хотя слухи о тайных казнях по приказу Шуйского по Москве ходили давно.

Кто-то из заговорщиков, чтобы поддержать его, заорал, возбуждая толпу:

— И теперь повели многих нашу братию сажать в воду, за это мы и стали!

Патриарх снова ехидно спросил:

— Да кого ж именно повели в воду сажать?

Говоривший начал крутить:

— Мы послали уже ворочать, сами увидите!

Однако ему никто не поверил, слишком растерянно он это произнёс.

Кто-то крикнул:

— Врут они всё!

Воспользовавшись настроением толпы, Гермоген распалился гневом на заговорщиков:

— Вы забыли крестное целование, немногими людьми восстали на царя, хотите его без вины свесть, а мир того не хочет, да и не ведает, да мы к вам в тот совет не пристаём!

С этими словами Гермоген отвернулся от толпы и медленно пошёл восвояси, окружённый подоспевшими священнослужителями. Заговорщики больше не посмели его задержать, они вопросительно поглядывали на своих вождей. Надежда на успех восстания таяла: москвичи явно не хотели вмешиваться.

Роман Гагарин тем не менее призвал:

— Пошли ко дворцу Шуйского, мы его сами скинем!

Однако число заговорщиков стало редеть и ко дворцу подошло их значительно меньше половины. Шуйский успел подготовиться к встрече: у крыльца цепью стояли стольники, с ними несколько сот стрельцов. Государь вышел на крыльцо и в ответ на крики с требованием оставить престол с торжествующей ухмылкой ответил: