Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель

Его заявление привело в негодование представителей нации. Все они, даже умеренные, не могли допустить, чтобы кто-нибудь сомневался в законности их сопротивления своеволию монарха. Однако негодование так и осталось негодованием. Депутаты разошлись по домам, ничего не решив. Их бездействие воодушевило графа Манчестера. Три дня спустя в палате лордов он обрушился на своего противника с обличительной речью, обвинил Кромвеля в неповиновении и в склонности к мятежу, припомнил ему будто бы валившихся с ног лошадей, не способных к атаке, и уверял собравшихся лордов, что все офицеры Кромвеля должны разделить с ним вину за поражение при Ньюбери. По его словам, Кромвель относится враждебно к шотландскому народу и будто бы готов так же быстро направить против него свои шпаги, как и против любого из армии короля. Этого мало. Кромвель желает, чтобы в парламентской армии не было никого, кроме индепендентов, высказывается против аристократов. Он припомнил, как однажды Кромвель предложил ему, графу Манчестеру, отказаться от своего графского титула, и на основании одной этой реплики стал утверждать, будто этот склонный к мятежам человек мечтает дожить до того времени, когда в Англии вообще не останется аристократов, потому что он не любит лордов. Одного этого утверждения было достаточно, чтобы оскорблённые лорды встали стеной на защиту несчастного графа. Однако Манчестер увлёкся и уже остановиться не мог. Он говорил, что генерал грозился застрелить самого короля, как любого другого, если тот окажется перед ним. Милорды, этот человек хотел дезертировать! Он оказывает покровительство сектантам и мистикам, которые тоже ненавидят лордов. Он позволяет им молиться так, как они вздумают!

Аристократы единодушно поддержали Манчестера, однако из осторожности не вынесли никакого решения. Нижняя палата тоже молчала. Кромвеля поддерживали только индепенденты, однако их идеи исповедовала меньшая часть представителей нации. Большинство принадлежало к пресвитерианам. Они тайно симпатизировали Манчестеру, но не решались высказать своё, мнение вслух. Положение на фронтах было трудным, почти безнадёжным, и они, как и лорды, предпочитали нападать на Кромвеля исподтишка, распуская о нём небылицы, перешёптывались в переходах Вестминстера и разглагольствовали в гостиных финансистов и богатых торговцев. Их злостные сплетни сводились к тому, что Оливер Кромвель готовится уничтожить аристократию, убить короля и перевернуть весь государственный строй, в старой доброй Англии существовавший веками и одобренный англичанами.

Ни о чём подобном Кромвель, конечно, не думал. Перед ним были ближайшие цели, к ним он шёл, их стремился достичь.

Ближайшей целью Кромвеля было разрушить новые попытки умеренных и шотландцев пойти на уступки и заключить мир на условиях, которых не могли принять ни его солдаты, ни он сам. Правда, очередные переговоры о мире, начатые умеренными и шотландцами, не привели ни к чему. Гордый и недальновидный король не шёл ни на какие уступки: он желал оставаться неограниченным, единовластным монархом, как будто в Англии ничего не случилось. Его придворным уже надоела война. Только под их упорным давлением он не сказал ни да, ни нет, отпустил депутацию и вручил ей закрытый пакет для передачи парламенту, который не признавал и за всё время переговоров ни разу не произнёс самое слово «парламент». В пакете оказалось требование охранных грамот для герцога Ричмонда и графа Саутгемптона, которые должны были привести в Лондон более определённый ответ короля. В сущности, такое пренебрежение было намеренным оскорблением представителей нации, однако умеренные не оскорбились и тотчас отправили охранные грамоты в Оксфорд, оправдывая своё согласие и поспешность тем, что в противном случае шотландцы без участия англичан договорятся с королём и перейдут в его лагерь, в таком случае парламентские армии ждёт неминуемый и полный разгром.

Кромвель не мог согласиться ни на какие уступки. Возможное предательство шотландцев его не пугало. Генерал всюду рассказывал, как трусливо вели себя шотландцы в битве при Марстон-Муре, уверял, что со своими кавалеристами справится и без них, а если до этого дело дойдёт, разобьёт и шотландцев, как только что разбил принца Руперта. Это не было пустым хвастовством, а твёрдая уверенность в себе и в своих людях. Иначе и быть не могло: ведь отныне он избран Господом.

Пресвитериане, умеренные, в особенности Манчестер и Эссекс, были испуганы. Они были далеки от простых сельских хозяев, свободных фермеров и арендаторов, которые были индепендентами и составляли кавалерию Кромвеля; рассчитывали только на богатых дворян и их слуг, которые плохо сражались и не хотели и не могли победить. По этой причине они больше всего надеялись на помощь наёмников шотландцев, и вот этот смутьян сеял вредные мысли, не только отталкивал, но и оскорблял их верных союзников, которые в самом деле были готовы перейти на сторону короля.

С этим бунтовщиком надо было покончить, но действовать открыто они не могли: Кромвель был популярен среди солдат и простых англичан. Первого декабря они собрались в доме Эссекса на совещание, долго судили и рядили, однако ни один из них не был наделён цельной натурой и сильным умом. Придумать ничего не смогли. Наконец, близко к полуночи, кому-то из них пришла в голову мысль пригласить на совещание Уайтлока и Мейнарда, известных юристов, авось эти светлые головы придумают что-нибудь.

За ними послали. Оба были чрезвычайно удивлены: время для юридических консультаций представилось им слишком неподходящим. Однако их просили именем влиятельного лорда и генерала, и они не могли не прийти. С подчёркнутой осторожностью их вели чёрными улицами под мелким дождём. Лица путников были скрыты капюшонами толстых плащей. Одинокий фонарь тускло светил впереди.

Они нашли Эссекса в окружении умеренных и шотландцев, причём шотландцы играли главную роль среди заговорщиков. Им предложили занять свободные кресла, поставленные подле большого стола. Стол освещали оплывшие свечи двух канделябров: видимо, начали совещаться давно. Эссекс и его гости были сосредоточены и молчаливы. Наконец один из них, граф Джон Кэмпбел Лоудон, канцлер Шотландии, чётко и ясно выразил общую мысль:

— Милорды, я полагаю, вы знаете, что генерал-лейтенант Оливер Кромвель не принадлежит к числу наших друзей. С той минуты, как наши войска вступили на английскую землю, он употребил все усилия, чтобы очернить нас и лишить нас общественного доверия. Вы не можете также не знать, что в той же мере он не расположен к его светлости лорду-генералу графу Эссексу, которого и мы и вы имеем столько причин уважать. Наконец, по условиям нашего договора каждый, кто станет играть роль поджигателя и сеять вражду между двумя королевствами, должен быть без колебаний и промедлений предан суду. По шотландским законам слово поджигатель подразумевает того, кто сеет раздоры и затевает смуты. Мы хотели бы знать, имеет ли это слово такое же значение и в английских законах и заслуживает ли, по вашему мнению, генерал-лейтенант Оливер Кромвель имя поджигателя. Если вы находите, что заслуживает, то сделайте милость, скажите, как нам должно с ним поступить?