Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель

В сущности, парламент только тем и занимался в течение года, что обессиливал короля, не подумав о том, что вместе с монархом обессиливает себя и страну. Армия была распущена, офицеры озлоблены. Казна пустовала. Поневоле оставалось кричать от ужаса и в панике проклинать ненавистный папизм.

Кажется, первым пришёл в себя Оливер Кромвель, скотовод из Сент-Айвса, человек невоенный. Отправляясь в Шотландию, король назначил графа Эссекса главнокомандующим в южных графствах. Шестого ноября Кромвель потребовал, чтобы под командование графа Эссекса были переданы все вооружённые силы, которыми располагает парламент, он уже понимал, что отныне и победа над мятежом, и положение в Англии, и продвижение реформ зависит от того, в чьих руках окажется меч, на чьей стороне будет военная сила. Предложение это прошло, но оно представлялось бессмысленным, поскольку графу Эссексу некем было командовать: парламенту подчинялось не больше полка, собранного из осколков королевской армии и охраны. Это открытие усилило панику среди представителей нации. Кромвеля оно не смутило. Он потребовал, чтобы палата лордов распорядилась создать экспедиционный корпус и отправила его против мятежников. Лорды, владевшие в Ирландии обширными землями, с готовностью согласились. Оставалось найти деньги, чтобы этот экспедиционный корпус снарядить и нанять. Грозящая опасность пробудила в мирном скотоводе неожиданные, прежде дремавшие, невидимые таланты. Совместно с Генрихом Веном он разработал законопроект, по которому после победы экспедиционного корпуса в Ирландии будет конфисковано два с половиной миллиона акров земли, но уже теперь эта земля должны быть отдана под залог каждому, кто внесёт деньги в казну, по одному фунту стерлингов за два акра ещё не отвоёванной, но желанной земли. По обстоятельствам минуты законопроект был замечателен. Он заранее оправдывал ограбление покорённой Ирландии, наполнял пустую казну живыми деньгами и вместо идей давал английским солдатам несокрушимый стимул пороха не жалеть и пленных не брать.

Сам он по-прежнему оставался в тени. Оба, Кромвель и Вен, поручили, для авторитета и верности, представить законопроект Эдуарду Дерингу. Законопроект был принят подавляющим большинством голосов. Со всех сторон рекой потекли фунты стерлингов. Под будущую ирландскую землю давали деньги торговцы и финансисты из Сити, богатые лорды, богатые представители нации, сельские хозяева и горожане из графств. И Оливер Кромвель внёс свой годовой доход, пятьсот фунтов стерлингов, рассчитывая получить за них тысячу акров ирландской земли.

Законопроект безоговорочно поддержали и Джон Гемпден, и Джон Пим. Его защите вождь оппозиции посвятил пространную речь. Но, странное дело, указав на страшную опасность ирландского мятежа, разоблачив коварство и жестокость мятежников, он большую часть речи посвятил королю и мнившимся ему заговорщикам при дворе. Главную опасность для гражданских свобод видел он не в ирландских мятежниках. Монарх и его окружение представлялись ему намного опасней. Он говорил:

— Это наибольшее зло — внешнюю опасность можно предусмотреть, можно предупредить, но болезни, которые гнездятся внутри организма, лечить труднее всего. Советы дурных советников разрушают всё государственное устройство. Вы это видите на примере Ирландии.

Против английского короля и мятежной Ирландии ему грезился военный союз всей протестантской Европы:

— В Испании, в Риме сговорились сообща погубить нас. Однако, если у нас будут хорошие королевские советники, мы сумеем подготовить мир и союз и заслужить уважение Голландии.

В первые дни после осенних каникул был создан парламентский комитет, которому было поручено составить Великую ремонстрацию. Комитет заседал очень вяло, составление документа не двигалось. Теперь, под давлением Пима, комитету было поручено закончить Великую ремонстрацию в несколько дней: народ должен знать, кто виновен в его бедах и разорении, что гнев парламента направлен против дурных советников короля и папистов, наконец, народ должен знать, чего хочет парламент, и активно поддержать своих заступников и представителей, избранных им.

В самом деле, Великая ремонстрация была готова спустя несколько дней. В ней было двести четыре статьи. Это была мрачная картина злоупотреблений и беззаконий, разоривших страну, это было повествование о заслугах парламента, о тех препятствиях, которые он уже одолел, о тех опасностях, которые угрожали ему впереди. Великая ремонстрация требовала ответственности королевских советников перед парламентом, свободы предпринимательства, свободы торговли, неприкосновенности собственности, единообразия вероисповедания, причём Кромвель принял активное участие в составлении этого важного документа, он был автором статьи 32:

«Большое количество общинных земель и отдельных участков было отобрано у подданных без их согласия и вопреки им».

Заседание не откладывали. Прочитали, громко и вслух, все двести четыре статьи. Несколько часов было потрачено только на это слишком беглое знакомство с их содержанием. Едва ли не одни составители имели возможность вникнуть в смысл и значение каждой статьи. Большинство депутатов нации улавливало всего лишь общий смысл документа, который осуждал прошлое и должен был определить будущее страны. Этого оказалось довольно. Возмутились чуть ли не все.

В нижней палате сидели сторонники и противники короля Карла, однако не было ни одного представителя нации, который выступал бы против самого принципа монархической власти. В этом смысле все они считали себя роялистами. Вот почему многие были возмущены чрезмерными нападками на государя, которые составляли большую часть ремонстрации. Со всех сторон понеслись недовольные крики, посыпались вопросы недоумения и осуждения. С какой стати нынче напоминать нации и королю о неудачах под Ла-Рошелью, о позорно провалившемся нападении на Кадис? Чего ради, вновь негодовать на роспуск парламентов, на произвольные аресты и штрафы, на корабельные деньги? Ведь всё это в прошлом, ведь парламент уже осудил и исправил злоупотребления и беззакония прошлого и король согласился с ним! Одних оскорбляли слишком сильные выражения, другие протестовали против грубого обращения к королю, третьих настораживали те неясные намёки на будущие действия представителей нации, о чём прямо не говорилось, но что слышалось тем, кто считал перемены законченными и теперь желал мира с лордами, с церковью и с монархом. Что за опасности ожидают страну? Какого добра можно ждать от этого документа, если он предназначается королю? Если же с ремонстрацией парламент намерен обратиться к народу, то ведь конституция не даёт ему этого права. На все эти вопросы вожди оппозиции не давали прямых и ясных ответов, то ли что-то скрывая, то ли сами не зная, что отвечать, и твердили только о том, что в виду чрезвычайной опасности ирландского мятежа хотят постращать короля, чтобы тот отказался от мысли использовать ирландских мятежников против парламента. Они заверяли, что не намерены обращаться к народу и что не станут публиковать ремонстрацию. Их заподозрили в неискренности, даже в обмане. Чем больше они говорили, тем сильней закипали страсти.