Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Он оставался верен своим французским пристрастиям и подобрал учителей, преданных новым течениям, идущим из Франции, в свою очередь проникшим туда из Италии. Первым и главным учителем был Вильям Блаунт, четвёртый лорд Маунтджой, старше его лет на двенадцать-тринадцать, и они очень скоро стали друзьями.

Лорд Маунтджой был учеником Эразма из Роттердама, верным и страстным, состоял с учителем в дружеской переписке и очень скоро через него познакомился с лучшими умами Европы. Блаунт решил, по их совету и наущению, воспитать Генриха, так, как уже было принято воспитывать принцев во Франции и в Италии. Под его руководством ему предстояло стать свободомыслящим и всесторонне образованным человеком.

Разумеется, прежде всего он должен был говорить по-латыни, ведь ему предстояло общаться с отцами церкви и с самим Римским Папой, от которого когда-нибудь должен был получить кардинальскую шапку. Без труда овладел классическим языком и полюбил римских писателей, в особенности Вергилия и Цицерона, а его настольной книгой стали жизнеописания римских цезарей, которым юноша хотел подражать.

Учитель был им доволен и нередко наставлял:

— Время досуга проводи недосужно.

И:

— Хотя бы то время, которое оставляют тебе другие заботы и необходимые для жизни дела, с великой пользой присвой и употреби на то, в чём способна раскрыться твоя одарённость. Нет ничего более пригодного и подходящего для приобретения благонравия и добродетелей, чем усердное чтение древних писателей.

Сам учитель в свободное время читал и переводил и ему не оставлял ни минуты на праздность. Его обучали игре на лютне и на спинете, прививали истинную страсть к физическим упражнениям. Благодаря этому отрок быстро превращался в мужчину, выносливого и крепкого, стал прекрасным кавалеристом, лучником и одним из лучших игроков в мяч.

После латыни не составляло большого труда изучить языки ближайших соседей, без которых тоже обойтись было нельзя: французский, испанский и итальянский.

Затем надлежало с должным тщанием изучить богословие, хотя в его время это уже было необязательно, ведь архиепископами и кардиналами становились вполне светские люди знатных фамилий, благодаря родственным связям или за деньги, не говорившие по-латыни, не читавшие даже Евангелия.

Лорд Маунтджой осуждал этот новый обычай, почитал своим долгом сделать из своего ученика будущее светило католической церкви. Понятно, что к старому богословию, в основе которого лежала схоластика, ученик Эразма относился с презрением. Блаунт был сторонником и другом новых, либеральных учёных, они уже появились в Европе и в Англии.

Они работали в Оксфорде, все были учениками Эразма. Джон Колет, по общему мнению, был их главой. Вокруг него собирались передовые умы. Среди них, безусловно, первое место принадлежало Томасу Мору. К этим двоим присоединились Джон Фишер, епископ Уорхэм и Кранмер.

Джон Колет был человеком богатым и набожным, был посвящён в духовное звание и отправился в Рим, надеясь укрепить свою веру в самом источнике веры, но жестоко ошибся. Его добрые чувства были оскорблены. Родриго Борджиа стал Папой под именем Александра Шестого, подкупив большинство кардиналов. Своих противников устранял кинжалом и ядом, присваивал имущество богатых и знатных, а церковные должности продавал, как торговка на рынке. Из отвращения к разврату первосвященника Колет отправился во Флоренцию, где проповедовал Джироламо Савонарола, желавший возрождения поруганной церкви и добродетели. Во Флоренции изучал греческий язык и греческую литературу, находя, что это новое знание позволяет яснее и глубже проникать в каждое слово Спасителя; привёз в Англию идею возрождения церкви и сочинения новейших итальянских учёных, которые писали на обновлённой латыни, найденной ими у Цицерона. Колет приступил к толкованию Посланий апостола Павла так, как будто знакомился с ними впервые, не считая нужным заглядывать в труды богословов. Каждый верующий должен укреплять свою веру чтением Библии, а не её толкователей:

Придерживайтесь Евангелия и Посланий апостолов, а диспуты предоставьте вести богословам.

Ему и в голову не приходило относиться критически к вероисповеданию. Как и его друзья, он был убеждён, что в фундаменте веры нельзя тронуть даже песчинку. Его приводило в негодование нравственное ничтожество духовенства. Он просил Иисуса Христа омыть не только ноги, но и руки и главу Его церкви, обрушивался на корыстолюбие, невежество и безделье. Ему возражали, что и апостол Павел принимал добровольные даяния для пострадавших от голода в Иудее. Колет подчёркивал, что это были добровольные приношения, тогда как современное духовенство вымогает плату чуть не за каждое слово, произнесённое в храме, и прибегает к насилию, собирая церковную десятину; напоминал, что как раз апостол Павел советовал Тимофею убегать сребролюбия и преуспевать в правде, благочестии, терпении, кротости и любви, о чём современное духовенство как будто забыло; ставил на вид, что апостол работал своими руками, чтобы не давать повода обвинению в корыстолюбии и не вводить ближних в соблазн. А что современное духовенство? Оно не только вводит в соблазн, но и предаётся спорам и пререканиям о мирских делах и своих выгодах. В его среде немало прелатов, которые не страшатся приступить к алтарю прямо из объятий блудницы. Даже в епископском сане немало таких, что пребывают в крайнем невежестве. И слишком многие ставят себе главной заслугой и целью защищать мирские права и громадные владения церкви. Проповедник говорил так ясно и просто, что толпы слушателей стекались к нему, и не было в Лондоне доктора богословия или прелата, который хотя бы раз не послушал его, хотя Колет не имел и не хотел иметь учёные степени.

Его ближайшим сподвижником стал Томас Мор. Мыслитель прочитал сочинения Пико делла Мирандолы, изданные в Болонье и привезённые в Англию Колетом, и был изумлён глубиной учёности и благочестия неизвестного итальянца. С энтузиазмом бросился изучать его достойную подражания жизнь и переводить его сочинения на английский язык, выпустил в свет его биографию и «Двенадцать правил Джона Пико графа Мирандолы» и дополнил их своими суждениями «Двенадцать орудий духовной битвы, которые каждый должен иметь в руках, когда на ум приходит греховный соблазн наслаждения».

Оба учили, что церковь больна. Её духовные начала отчасти забыты, отчасти находятся втуне, погибают под гнетом роскоши, расточительства и разврата, которому бесстыдно предаются высшие церковные власти, начиная с самого Римского Папы, кончая последним монахом, который пьянствует и распутничает в своей келье не только с женщинами, но и с мужчинами. Оба проповедовали новое благочестие, в основание которого должна быть положена высокая нравственность первоначального христианства.