Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария

За дальними пределами Византии, пожалуй, более всех тревожил императора предводитель самых опасных и воинственных из скифов Сффентослаф. Кому, как не ему, Никифору Фоке, под чьей рукой находились отряды присланных архонтессой россов воинов, было знать, сколь сильны и опасны в бою эти не ведающие страха варвары. Не раз он, опытнейший полководец, дивился их силе и стойкости, особенно при взятии Крита. Две сотни россов могли без страха разметать тысячу отборных воинов, не выказывая при этом ни бахвальства, ни бурной радости своей невероятной победой. Нет, этих страшных скифов лучше иметь союзниками, пусть символическими, но союзниками.

Император вызывал главного трапезита, архистратигоса Викентия Агриппулуса, который много рассказал о неукротимом архонте россов.

– Сффентослаф опасен, как стратег и воин. Он за одно лето уничтожил могущественный Хазарский каганат и покорил все воинственные народы Альказрии. Об этом тебе, о мудрейший, уже поведал в прошлый раз старший стратигос Каридис. Мало того, в лютую зиму того же года, когда болота и реки в тех землях от невероятного холода становятся твёрдыми, как железо, и хрупкими, как стекло, когда всё живое прячется от стужи в норах, а человек без одежд из шкур просто погибает, оказавшись в лесу или в поле, в это страшное время Русский Пардус пошёл на Волжскую Булгарию и покорил её.

– А твои стратигосы, разве они не научили булгар, как правильно воевать против этого, как ты говоришь, Пардуса? Или то были плохие стратигосы? И что значит это слово – «пардус»?

– Это были лучшие стратигосы, великий, они обучали булгар целое лето и начало осени, а когда подул Борей, вернулись в империю. Весной, после того как просохнут дороги, они должны были повести булгар и буртасов на страну Росс, но… весной уже некого было вести, – тяжко вздохнул архистратигос. – А «пардус» по-славянски значит «барс» или что-то в этом роде. Самый быстрый хищник. Я бы сказал – и самый непредсказуемый, потому только дикому снежному барсу могло прийти в голову воевать зимой.

– Невероятно, где же ночевали россы в такой жуткий холод? – удивлённо спросил император.

– Очевидцы говорят, прямо в снегу, там, где их заставала ночь.

– Но человек не может спать в снегу, ты сам, архистратигос, только что сказал об этом, – вскинул мохнатые брови Никифор.

– Так и есть, – невозмутимо ответил Агриппулус, – человек не может. Но это не совсем обычные люди, это варвары из страны Росс. Они способны не только спать на снегу, но даже купаться в смертельно холодной для человека воде, прорубая для этого в замёрзших реках лёд.

Услышав это, император невольно поёжился и замолчал. Ему приходилось иногда в горах пить воду из холодных источников. Зубы ломило от холода, а ладони, которыми зачерпнул воду, деревенели, но тогда вокруг было тепло и светило солнце. Купаться в такой воде, да ещё когда от холода замерзает сам воздух, невероятно!

– Нам нельзя медлить, богоподобный, – снова заговорил Агриппулус, – ведь Сффентослаф, покончив с Хазарским каганатом и Волжской Булгарией, всё больше укрепляется в Северной Препонтиде. Он сжёг дотла Фанагорию, захватил Таматарху и Пантикапей. Некоторые из подчинённых ранее империи климатов сами перешли под руку россов. Один из топархов даже побывал в их столице Киеффе и получил поддержку лично от катархонта. Гераклейский полуостров, Херсонес и оставшиеся верными нам климаты под угрозой, они взывают о помощи. А ещё, великий, мои люди доносят, что в Киммерийском Боспоре Сффентослаф строит большой флот: сотни морских кораблей, куда они пойдут? – Викентий, оглянувшись по сторонам, вполголоса произнёс: – Сей воинственный скиф после укрепления на Востоке хочет двинуться на Болгарию. Прошлым летом он едва не дошёл до Дуная, да с полпути вернулся укрощать какой-то мятеж.

– Ты допускаешь, что он может свершить задуманное в этом году? – с тревогой в голосе спросил император.

– Сей варвар ни перед чем не остановится, – отвечал архистратигос. – И что горше всего – он прошлым летом подчинил мадьяр и заключил с ними союзный договор. А Болгария – последний рубеж на его пути к Империи. Если Аскольд, Ольг и Ингард приходили грабить Константинополь, то отчего эта же мысль не может прийти в голову Сффентослафу? А один этот росс, о великий, стоит всех арабов, Оттона и мадьяр, вместе взятых!

Никифор впился в лицо Викентия своими пронзительными чёрными глазами, не упуская ничего из доклада. А когда тот закончил, спросил, обращаясь к нему по-воински просто:

– Скажи, Викентий, ты давно и верно служишь Империи, что подсказывает твой опыт, можно ли нашего потенциального врага превратить в союзника?

– У меня есть мысли на этот счёт, но принимать их или нет, решать тебе, о великий! – произнёс архистратиг, склонив голову в почтительном поклоне. – Я знаю человека, который лучше любого другого сможет найти общий язык с россами.

– Излагай! – велел император и вновь сверлил Викентия маленькими угольками глаз, иногда задумчиво прикрывая их. – Хорошо! – наконец обронил он. – С твоим планом я согласен, но человек, который отправится к повелителю россов, у меня есть. Вели от моего имени немедля вызвать херсонесского стратигоса Аполлинария и его сына Калокира в Константинополь. Я знаю его по боям за Крит, это верный человек и настоящий воин, а сын его хорошо знает скифские нравы и владеет их речью.

Про себя император решил, что Русскому Барсу будет понятней и проще найти общий язык с воином, нежели с изощрённым в премудростях дипломатии посланником, которого предложил начальник Тайной стражи.

– Будет исполнено, богоравный! Что же касается Болгарии, – заметил Агриппулус и бросил короткий вопрошающий взгляд на Фоку. – Может, с учётом нынешних осложнений стоит смягчить отношение к Петру и пообещать старому мисянскому правителю столь желанный для его сыновей брак с нашими принцессами? Пусть Борис и Роман приедут в Константинополь, надо же им с невестами познакомиться? – хитро усмехнулся Викентий. – А потом мы оставим их у себя, как ценных заложников. Если на то будет твоя божественная воля, мои люди отправятся с этим поручением в Болгарию в ближайшие дни.

– Пусть будет так, – согласно кивнул после некоторого раздумья император.

Начальник Тайной стражи распростёрся на мозаичном полу, а затем удалился так же тихо, как и вошёл.

От прошлой до нынешней весны киевский князь совершил много походов – наводил порядок в землях покорённых хазар, койсогов и волжских булгар. Гонял свою конницу от одной границы до другой и сам шёл с дружиной, как пардус, лёгкий и грозный. И являлся повсюду на белом коне, как Перун Громоразящий, махая мечом, будто молнией. Одних непримиримых врагов уничтожил, других заставил подчиниться его руке и дать клятву на верность Киеву. Но часть хазар, ясов койсогов да кочевых булгар ушла от его грозных мечей аж за Дунай, в Болгарию. Там они и осели под крылом престарелого болгарского царя Петра. Святослав решил тем же летом обрушиться на них и уже двинул войска к Дунаю. Да вятичи, прознав о том, «отложились» от Киева, и дружине пришлось возвращаться на Оку. А там и на Волге, и в Альказрии понадобилась твёрдая рука князя.