Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Не успели дружинники занять свои места и развернуться лицом к неизвестным всадникам, как вновь подскочил дозорный.

– Княже, то наши! Кияне! – обрадованно крикнул он, осаживая взмыленного коня.

Теперь и Святослав разглядел колыхавшиеся над войском знакомые хоругви с ликами Солнца-Ясуня и островерхие шеломы. Он велел трубить отбой тревоги. Через некоторое время Святослав принял дозорных от киян, которые сообщили, что прибыла Обозная тьма Свенельда со многими повозками, припасами, мечами, щитами и стрелами, пешие ратники из киевского ополчения, что успели собраться за столь короткий срок. И что едут с ней кудесники-знахари, а во главе их – сам Великий Могун!

Это сообщение вызвало удивление и радостное оживление в дружине.

– Свенельд привёз Великого Могуна с кудесниками!

– Как? Неужто сам Великий Могун идёт с нами в Хазарский поход?

Святослав тронул коня и в сопровождении нескольких темников двинулся навстречу. Едва приблизившись, он сразу узнал двух всадников, едущих впереди. Рядом со Свенельдом верхом на белом скакуне восседал Великий Могун. Именно восседал – столь величественно выглядел девяностолетний волхв, что, не ведай князь его возраста, ни за что не поверил бы. Гордая осанка и прямой взгляд светло-голубых, как у младенца, глаз из-под лохматых бровей, белая длинная борода и ниспадающие до плеч седые волосы – весь облик кудесника источал спокойствие и уверенность.

– Э-э, знать, непростой поход нам предстоит, раз Великий Могун к нам пожаловал, – тихо сказал Святославу молодой Горицвет.

Подъехав, они поздоровались со Свенельдом и Верховным Кудесником. Ответив на приветствие, Могун сказал, окидывая взором недавнее поле битвы:

– Я вижу, княже, приспели мы вовремя, есть работа для моих знахарей и целителей. А об остальном после потолкуем!

Слегка повернувшись назад, он сделал знак рукой и направил коня к полю, где стенали раненые. За ним последовало с полусотни пеших и конных кудесников и служителей, туда же прогрохотало несколько телег со снадобьями, чистыми холстинами для перевязок и прочим снарядьем, необходимым в сём деле.

Пожилые седоусые военачальники из Обозной тьмы окружили Горицвета, Притыку и прочих темников, расспрашивая их о подробностях сечи. Святослав со Свенельдом отъехали в сторону. Свенельд доложил князю обо всём, что вёз на подводах, сколько у него конных и пеших воинов, как обстоят дела в Киеве, кого оставил следить за порядком, передал пожелание княгини Ольги, чтобы Святослав берёг себя во имя детей, Киева и всей земли Русской.

– Пешая рать и конница только те, что в Киев-граде да окрест собрать успели. Времени больно мало отпущено было. Остальное пополнение из соседних и дальних пределов, старый Издеба, по подходу их в Киев, будет собирать в полки и тьмы и следом отправлять, – доложил, хмурясь, Свенельд. Потом кивнул в сторону волхвов, что уже растекались по полю битвы, и добавил: – А Великий Могун с кудесниками возжелал со мной ехать, вот и привёз их, – закончил бывший воевода. – Нашу тьму теперь все не иначе как Могунской зовут…

– Значит, так тому и быть! – заключил Святослав. – Моя дружина после сечи себя в порядок приводит. Твои же селяне – народ хозяйственный, пусть оружие соберут, коней погибших разделают, Тризну завтра справим. А послезавтра – в поход. Старайтесь от нас не отставать и дружину из глаз не терять, коли сможете. В полгона держитесь, и без моего наказа ни во что не вмешивайтесь. К Могуну приставь личную охрану, всё!

– Добро, – хрипло ответил Свен, – сделаю, как речёшь, твоя воля! – И, развернув коня, подъехал к своим военачальникам, обступивших Святославовых дружинников. – Хватит лясы точить, – буркнул он, – за дело! Сотню из твоей тысячи, – он ткнул плетью в худого щербатого тысяцкого с белым оселедцем на загорелой голове, – в помощь кудесникам, с ранеными управляться. Ты, Кряж, со своей сотней – коней свежевать и варево на всех готовить, а оставшуюся конину на ремни резать и под сёдла, сам знаешь, как это делать… Ты… – продолжал распоряжаться обиженный воевода.

Но Святослав дальше не слышал, он с темниками возвращался к дружине, чтобы выслушать скорбный доклад, сколько воинов погибло в первой сече нового похода. И хотя потери оказались невелики – около полусотни дружинников, – но гибель каждого болью отзывалась в сердце всех.

От места, где были собраны пленные, доносилась громкая хазарская речь. Это Сивый вёл с хазарами разъяснительную беседу, убеждая их переходить на сторону Святослава. Хорошо владея языком и зная их нравы и обычаи, Сивый обладал способностью видеть, когда пленник лжёт, а когда говорит правду. Сам он говорил не столь много, сколь веско. Хазары внимательно слушали, иногда задавая вопросы.

Коротко допросив троих хазарских военачальников и оставив пленных на дальнейшее попечение Сивого, Святослав с молодым Горицветом вернулись к своим походным шатрам, стоявшим рядом. Заботливые стременные уже приготовили чистую воду и рубахи, помогли своим начальникам снять кольчуги и умыться.

Со стороны Обозной тьмы потянуло запахом доброго кулеша и вареной конины. В предвечерних сумерках гулко раздавался звон молотков из походной кузницы.

– Споро Свенельдовы огнищане управляются, – похвалил Горицвет, – по запаху чую, и вечеря уже приспела…

Святослав взглянул на густеющее синевой небо и первые чистые звёзды.

– Смеркается, пора высылать стражу.

– Уже распорядился, – сразу откликнулся Горицвет, – и пешие дозоры, и конные разъезды на местах, не беспокойся!

Святослав кивнул и промолвил, продолжая прерванный ранее разговор:

– Прав ты, брат, эта сеча – только разминка. Настоящие бои впереди, не зря Великий Могун приехал. Кстати, пойду разыщу его, поговорить надобно…

В это время послышались голоса стременных, учтиво с кем-то здоровавшихся, и вслед за этим из темноты выступила седовласая фигура Верховного Жреца.

– Ну вот, – тихо засмеялся Горицвет, – и идти никуда не надобно!

Святослав пригласил кудесника в свой шатёр, и они уселись на разостланной попоне.

– Помогли мы тем, кому помочь можно было, – сказал Могун, – а погибших к Тризне приготовили. Кто тяжко ранен, на возах в Киев поутру отправим, а лёгких пока в Обозной тьме полечим, хоть они и просятся обратно в дружину.

Могун помолчал. Потом, будто отвечая на немой вопрос Святослава, заговорил о другом:

– Я в поход этот решил с вами идти, потому как он для всех нас судьбоносное значение имеет. Из-за распрей давних захватили хазары землю нашу, и вот уже три сотни лет сидят на ней. Отец твой и дед укоротили им руки, но восточные земли славянские по-прежнему стонут от ярма, да и вятичей с северцами и радимичами после смерти отца твоего Хазарщина к рукам снова прибрала. Теперь собралась Русь с достаточной силою, чтоб наконец скинуть это иго проклятое. Жаркими будут схватки, и многих славных витязей лишится Киев. Но великие дела требуют и великих жертв, будь готов к этому, княже! Земля, на которой сидят сейчас хазары, – наша! То земля великих Пращуров, земля отца Ория и сыновей его – Кия, Щеха и Хорива. Это сердце славянской державы Русколани, которая пошла от Голуни и Киева Первого. Там берега священной Pa-реки нашей и Дона-батюшки, там земля славы и силы, которая к нам перетекает от Пращуров. Я рассказывал тебе, княже, об этом, но теперь снова напоминаю, чтоб ты знал, какое великое дело совершаешь этим походом…