Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

– Матушка сама уже догадывалась, кто отец ребёнка, – продолжала Овсена. – А я тогда, придя от тебя, отче, всё ей рассказала как есть и про то, что мы со Святославом в Священной роще перед Яро-богом и свидетелями мужем и женой наречены. Уразумела меня матерь, а я – её, она теперь в Мечиславе души не чает, – улыбнулась Овсена. И тут же глаза её вновь стали тревожными.

– Э-э, Овсенушка, вижу, что не только с благодарностями пришла ты ко мне. Рассказывай, что стряслось.

– Пока ничего не содеялось, отче. Только Святослав в поход ушёл, а мне что теперь делать? Я слезами горючими залилась, когда пришёл князь с нами прощаться. А Святослав поцеловал сына, потом взял меня за руку и рёк такие слова: «Перед сваргой синей и звёздами чистыми, перед лесом, рекой и полем присягаю: моя ты еси, Овсенушка, к тебе вернусь!» Потом уехал. А я не знаю, как дальше быть…

– Ежели обещался князь, значит, вернётся, – отвечал дед, – знать, люба ты ему. А тебе жить надо, не плакать, сына растить славным витязем да князя из похода дожидаться…

Из глаз Овсены одна за другой скатились прозрачные слезинки.

– Тяжко мне, отче. Кроме матери не могу ведь никому признаться, кто отец дитяти. Соседи все осуждают, что я нагуляла безродного, не девка теперь и не жена… Парни сторонятся, бывшие подружки смеются…

– Не печалься, жена, не плачь. Муж он твой перед богами и сыном. А что не с кем тебе посоветоваться, так советуйся с богом Ладо, и он даст твоей душе лад и мир, а телу – здравие. Живи, Овсенушка, трудись для сына, а вырастет он – и воздаст за усилия твои сторицею.

– Ещё боязно мне, отче, – всхлипнула Овсена, – что ежели прознает про внука княгиня? Она ведь Владимира у Малуши отняла, а саму Малушу прогнала свет за очи…

Старик согласно качнул головой.

– Тревожно мне, отче, все последние дни. Я ведь без сыночка с ума сойду, глаза выплачу! – При этих словах она крепче прижала малыша к себе. – Боюсь я, отче, ночами не сплю!

Водослав задумался, глядя на озеро и верхушки деревьев. Истину речёт молодица: всем ведом крутой нрав Ольги. Святослав в походе, отправился с ним и Великий Могун с лучшими ведунами киевскими, а те, что остались, по дальним лесным заимкам сидят. Выходит, ему, Водославу, нужно жену и сына князя Руси от беды оградить, больше некому. Вот только хватит ли сил стариковских? «Надо, чтоб хватило! – сам себе возразил кудесник. – Костьми ляг, старый воин, а делу послужи!»

– Не тревожься за Мечислава, Овсена. Я наложу на него заклятие крепкое кудесное, и будет оно сына твоего от всякой напасти хранить, беду и смерть в сторону отводить! – произнёс старый волхв.

Поднявшись и сильнее обычного припадая на ногу, Водослав пошёл на мельницу. Через некоторое время, переговорив с Мирославом и проверив, как тот справляется с зерном и мукой, вернулся, неся в руке пучок сухой травы.

Взяв у Овсены дитя, он посадил его к себе на колени, погладил по головке. Тот ухватился за дедов палец, а увидев севшую на цветок пёструю бабочку, засмеялся и замахал ручонкой.

Попросив Овсену принести из очага тлеющую головешку, Водослав поджёг траву и стал водить ею вокруг головы младенца, очерчивая огненное коло и приговаривая:

– Пусть всякий, кто захочет сему младенцу сотворить зло, сам будет наказан богом Сивым. Слово моё твёрдо, поскольку оно не моё, а Сварогово! Пусть бог Яро даст Мечиславу юности силу, а Купало – чистоту телесную и душевную, а бог Ладо даст мир и любовь! Числобог даст ему времён познание и всего сущего исчисление, а Даждьбог – блага всяческие. Световид пусть дух его укрепит, Дива Дивные сохранят от зла, а Перун даст силу мужскую и сердце витязя!

Пусть Триглав шестирукий осеняет все дни его жизни, а Сварог позволит дожить до старости, сохраняя мудрость и не впадая в ребячество.

Пусть Огнебог со Стрибогом оградят от напастей, а Белобог от Чернобога с Лихами защитит и все боги лесные, речные, земляные и домовые ему послужат!

И даю на том кудесное заклятие, и волшебной силе Белеса его поручаю. И кто Мечислава от сего дня с недобрым умыслом тронет, тот сам Велесовыми помощниками будет в Навь низвержен! Оум! Оум! Оум! – троекратным призывом завершил ведун.

Трава в это время догорела до конца, и Водослав задул огонь, бросив остатки через себя.

– Погоди, ещё не всё! – остановил он Овсену. – Я теперь с ним к Бел-камню пойду, жертву принесём богам.

Водослав, осторожно неся младенца на руках, пошёл в берёзовую рощицу. Там высыпал на камень горсть зёрен, положил цветы. Затем, окуная пучок травы в родник, бьющий из-под камня, стал кропить Мечислава живой водой и шептать про себя словеса таких заклятий, которых никакой смертный не может ведать и слышать, ибо их знают только кудесники. И от тех заклятий может треснуть камень, высохнет вода и погаснет огонь. Ибо есть заклятия страшные, в которых слова, как ножи, могут человеку в сердце войти и умертвить его навсегда. Потому с такими заклятиями требуется особенное обращение.

Когда старик с младенцем вернулся от священного камня, Мирослав, управившись с мельницей, уже поил гостью утренним молоком с краюхой ситного хлеба.

– Добре, Мирослав, ей молоко сейчас надобно, от него у самой молока прибудет. – Старик тяжело опустился на лаву у стола. – Уфф, устал я, и час обеда приспел. Давай, Овсенушка, поешь с нами.

– Нет, дякую. Молоко с житняком в самый раз, а то идти тяжело будет, и матушка давно дожидается. Прощай, отче, и ты, Мирослав, спасибо вам за всё!

Она поклонилась и, подхватив младенца, который успел заснуть у Водослава на руках, быстрой упругой походкой пошла по знакомой тропинке через лес.

Старик вытер со лба испарину, при этом его правая рука с обрубками вместо мизинца и безымянного пальца слегка дрожала.

– Что ж, Мирослав, обедать так обедать. Готовь на стол, а я пока умоюсь.

Он встал и проковылял к берегу. Там по-стариковски неторопливо и тщательно умылся, вытер лицо и руки подолом рубахи. Назад вернулся несколько приободрённым.

– Ну, Мирослав, чем нынче потчевать будешь?

– Сегодня в верше линь оказался, чудно! Он обычно у самого дна ходит, добрый такой, жирный, будто подарок нам от Водяника, а по какому случаю – не пойму. Я его тестом обмазал и на углях запёк.

О чём-то задумавшийся было старик вернулся из мира своих грёз и заулыбался:

– Молодец, Мирослав, совсем самостоятельный ты у меня стал, настоящий мельник. По сему случаю и подарок нам от Водяника…

И вновь единственное око старика подёрнулось какой-то грустью или усталостью.

Он поел немного рыбы, взял пару ложек творога из глиняной миски, а варёное пшено с душистым лесным мёдом только попробовал и опять похвалил отрока за старания. Он глядел, как Мирослав после хорошей работы по-юношески быстро поглощает трапезу, и сердце его радовалось за молодого помощника.