Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

– Не надо, тато! – испуганно вскрикнула Овсена. Молотило посмотрел на дочку, потом на Блуда. Тяжёлая тишина повисла в доме, видно, хозяин обдумывал вид наказания. Потом коротко обронил:

– Пойдём! – и снова крепко взял отрока, на сей раз за руку.

– Куда ты его, тато? – спросила Овсена.

– К надёжным людям, дитятко. Там дурь-то из головы его блудливой выбьют. – Глядя, как со страху ещё более округлились глаза Овсены, кузнец постарался её успокоить: – Не бойся, милая, худа ему не будет, молотом своим клянусь! – Закопчённой дланью Молотило нежно погладил дочь по голове.

«Куда это он меня ещё надумал тащить, а вдруг про вчерашнюю татьбу мою у златокузнеца прознал? Коли так, то мне и вовсе конец». Снова тревожные мысли холодными ужами вползли в душу Блуда, когда они двинулись по Подолу.

Точно, так и есть, вот уже и дом златокузнеца рядом, ноги отрока сами собой подломились, он упал бы в дорожную пыль, если бы не могучая рука кузнеца, на которой он повис, как тулуп на вбитом в стену гвозде.

– Ты чего это? – сдвинул недоумённо брови кузнец. – Спишь на ходу, что ли? – Он для порядка встряхнул обмершего от страха мальца. И – о, великая радость для Блуда – прошли мимо калитки златокузнеца.

Так миновали ещё несколько дворов, где успел набедокурить отрок, и всякий раз сердце его сжималось от предчувствия скорой развязки. Но прошли пять, десять дворов, потом всю улицу… «Что за притча, куда этот осилок меня всё-таки ведёт?» – думал вконец растерявшийся Блуд.

Они пришли к самому Ратному Стану, где у ворот седоусый дружинник с уважением приветствовал кузнеца, известного всему Киеву своей силой и мастерством.

– А скажи, брат Божедар, под чьим началом ныне отроки, что учатся постигать ратное дело? – спросил могучий Молотило.

– Сотник Хорь им главный дружинный батька, а ты никак своего родича привёл? Что-то он у тебя больно худой, немытый да нечёсаный. – Воин покачал головой. – Хорь там, у конюшен был, ступайте, – махнул дружинник, пропуская Молотило с мальцом.

Только когда оказались внутри Стана, кузнец отпустил руку пленника. Испуг Блуда сменился неподдельным любопытством. Как же, каждому киевскому отроку хотелось попасть в Ратный Стан, где живут вои, владеющие настоящими мечами и копьями, откуда по утрам доносится звучно-призывное пение рогов, где манящим духом боевых приключений пропитано всё, даже самый воздух! Только дозорные ни в какую не допускали туда отроков. А теперь он здесь… Блуд завертел головой по сторонам.

– Стой на месте, – как всегда кратко, велел кузнец и подошёл к высокому дочерна загорелому старому вою с бритым черепом.

О чём они говорили, стоя возле конюшни, отрок не слышал, но понимал, что говорят о нём, потому как оба глядели в его сторону, поочерёдно кивая. Потом высокий старик поманил его и спросил, улыбнувшись в свои белые усы:

– Ну что, сокол ясный, хочешь стать настоящим воем?

В ответ севшим от волнения голосом Блуд прохрипел что-то невнятное. Да старый воин не особо-то и ждал его ответа, тут же повернувшись к кузнецу:

– Не переживай, брат Молотило, сделаем из твоего мальца справного воя. У меня таких шустрых, чай, не один десяток. А не будет слушаться, – пригладил усы Хорь, – придётся отведать жареного веника…

– Как это? – не понял Блуд.

– О, сие средство имеет великую силу воспитания! Ну да ладно, всему своё время. А сейчас первым делом – в баню. Явор! – окликнул он отрока, сыпавшего лошадям овёс. – Проводи-ка новобранца в мовницу да потри его там мочалом как следует, рубаху чистую дай, потом к деду Гнату – стричься, а там и время обеда приспеет.

– А в чей он десяток пойдёт? – спросил Явор. – Можно в наш? У нас Макогон на прошлой седмице отравился…

– Добро! – махнул рукой Хорь. – Скажи десятнику Мерагору, я потом сам с ним потолкую. Ну, ступайте! – отпустил он отроков и пошёл проводить Молотило до ворот.

Дни текли за днями, месяцы за месяцами. В поту под жарким Даждьбожьим солнцем и холодными струями грозового Перунова дождя крепчали молодые руки, вернел глаз, оттачивалось умение, – во всё тело и душу входила непростая воинская наука. Особенно нравилось юной Святославовой дружине в жаркий день поупражняться на Непре весельной греблей. После азартных гонок плечи юношей наливались силой, крепчали кисти, а мышцы бугрились под бронзовой кожей.

Как-то Святослав раньше других прибежал на берег Почайны, служившей удобной заводью для кораблей. Здесь находилась главная пристань Киева, а также место постройки речных судов. В ожидании сотоварищей княжич пошёл побродить по обширной площадке, где строились лодии. Приятно пахло свежеструганым деревом и плавленой смолой, слышались вжиканья пил, шуршанье скобелей да перестук деревянных киянок. У самого берега лежало с десяток огромных сосновых колод в несколько обхватов, видно, совсем недавно их сплавили откуда-то сверху по реке. Поодаль два мастера из подобной колоды, саженей в восемь длиной, тесали струг-однодревку. На песке несколько закопченных подмастерьев старательно смолили перевёрнутую вверх днищем лодию, а у второй, дробно тукая деревянными киянками, ещё трое плотно законопачивали щели просмоленной паклей.

Княжич остановился у одной из больших лодий, что была почти готова. Белые, пахнущие свежим деревом, ещё неосмоленные бока, гордо изогнутая лебединая шея носовой части, гладкость хорошо отёсанных досок в ярком солнечном свете делали её похожей на огромную сказочную птицу, которая вот-вот встрепенётся, огласит окрестности торжествующе-пронзительным кликом, расправит белоснежные крылья и воспарит прямо в синюю Сваргу.

Святослав погладил рукой нагретое солнцем дерево.

– А можно на такой лодии в военный поход идти? – спросил он коренастого, чуть сутулого мастера с крючковатым носом и желтоватыми глазами, что делало его похожим на хищную птицу. Русые волосы плотника были схвачены на голове тонким кожаным ремешком, а в бороде запуталось несколько золотистых стружек.

– Это купеческая ладья, княжич, для перевозки товаров предназначена, вишь, какая широкая? Хотя при случае, конечно, боле сотни воев поместить может, однако в ходу не столь быстра и увёртливость не та. Малые же, десятка на два гребцов, более пригодны для воинского похода. По любой, даже самой малой, протоке пройдут, а если надо, воины спокойно перенесут её посуху через те же пороги. Это однодревки, вон у воды мастера такую тешут. – Он указал в сторону громоздившихся огромных колод, подле которых два рукомысленника рубили из цельного бревна лодью. – А есть поболее – на сорок гребцов. – Крепкая рука с широкой полированной дланью указала левее, где несколько мастеров суетились у другой посудины, старательно надшивая досками её низкие борта. Такая лодия сможет взять втрое вчетверо больше товаров или воинов.