Александр Белов - Гривна Святовита

Годемал тяжело поднялся.

— Ну ты, Орксов звереныш, очухался? Куда же ты? Вот он я, перед тобой…

Годемал, набычась, двинулся вперед, и в этот момент Брагода нащупал ногой древко Радаги. Легким движением стопы борсек развернул копье в нужном направлении, вдел ногу в ременную петлю и бросив его в Годемала. Риксов тельник не мог знать, что Брагода бросал копье ногой не хуже, чем рукой.

Клыки Радаги вошли в живот Годемала на всю длину, и тот, хватая ртом воздух, осел на подкосившихся ногах.

Освободившись от цепи, Брагода вспомнил о Бужате. Где он мог быть? Мысли борсека метались. Он пошел наугад сквозь изломанный в недавнем бою подлесок, натыкаясь на поваленные деревья. Кричать было опасно, но все-таки крик вырвался наружу:

— Бужата!

Внезапно рядом качнулись ветки. Борсек метнулся туда и отшатнулся: прямо на Брагоду, вращая обезумевшими глазами, шел Годемал! Он намертво вцепился в древко копья, силясь вызволить его наружу.

Брагода взревел и ударом ноги опрокинул Годемала. Тот упал навзничь.

Золотогривый Хоре еще катил свое огненное колесо вверх по небесной горе. День расцвел ярко, всеохватно и близился к своей центральной отметине. Брагода думал о том, что это риксово чудовище должно было как-то добраться сюда. До городища лежал путь длиною в день. Более короткий проход через леса и болота знали очень немногие, и вряд ли Годемал пришел оттуда. Если он и знал этот проход, собирался им воспользоваться, то прежде ему следовало убедиться, что воины не поедут прямоезжей дорогой. Иначе он бы их просто потерял. Да и зачем ему соваться в лес? Проще засесть на дороге и ждать. Дорога проходила в полуперестреле [12] Перестрел — древнерусская мера длины, равная дальности полета стрелы. отсюда. Вдоль нее шли франконы в тот роковой для себя час.

Поиски Брагоды оказались недолгими — к заваленной ольхе на длинном недоуздке был привязан пегий риксов жеребец. Молодой ельничек, насевший на дорогу, стеной укрывал засаду.

Увидев чужака, жеребец заходил, заметался на привязи, но рука воина цепко взяла недоуздок. Жеребец был под развальным византийским седлом с притороченной к нему дорожной сумой. Пальцы Врагоды сами собой впились в ее шнуры. Узлы податливо разъехались, и взгляд борсека окаменел: в суме лежала голова Бужаты!

Вытащив из берестяного налучья гибкое тело лука, воин старательно укрепил тетиву, для чего зацепил петлями прорези рогов. В Брагоде снова как бы проснулся зверь: он почувствовал опасность спиной, порывисто обернулся. В кустах стоял Годемал, белый, как призрак.

Первая же стрела сбила его с ног. Вторую Брагода утопил в окровавленном животе врага. Третья выбила Годемалу глаз.

Борсек стрелял и стрелял, а чудовище все еще сопротивлялось смерти.

— Живуч, поди ж ты… — процедил сквозь зубы борсек. Он, всегда соизмеряющий свою силу, волю, чувство с точным расчетом, на этот раз не мог остановиться, растворившись в нахлынувшей беде.

Неспешно приводя к привычной норме свою жизнь, уходя из одиночества и тут же возвращаясь к нему, Брагода твердо знал, что борсек всегда один. Всегда! Это ему внушали с детства. Живя родом, ты остаешься один, чтобы не полагаясь ни на чье плечо, сделать для своего рода самое большее, на что способен человек и воин.

Борсека не тянет к людям. Они от него далеки, слишком далеки. Род борсеков создал великий бог Яровит для того, чтобы на их оружии держалась власть древних диксов. Подобно тому, как всесветлое солнце дня опирается на ярую силу восхода, сила правителей поднялась от силы оружия. Полночные рода были немногочисленны и не могли выставлять столько воинов, сколько имели ромеи, но зато научились биться так, как никогда не бился ни один ромейский солдат.

Брагода сжег стрелы, обагренные кровью врага, своего спасителя, Радагу, долго очищал огнем и заговором. Будь это обычный враг, не воинского рода, борсек не утруждал бы себя возней с его телом — достаточно было бы и того, что оно никем не погребено. Но Годемал был особым врагом — он убил брата, и потому Брагода скормил куски его мяса воронам.

Тело Бужаты риксов тельник забросил на подготовленный для костра хворост — погребальную залежку воинов. Оно нашло свое место среди них, и Брагода не мог избавиться от мысли, что боги просто откупились за жизнь франконского кнеза жизнью Бужаты, сохранив борсека. Значит, он нужен богам!

…Брагода сидел на корточках и варил в железной плошке красный мухомор, Бангу. Священный плод обладал чудодейственной силой. От краснокожей головы гриба отходил тягучий, золотистый сок. Превращение его в «напиток бессмертия» глаза человека видеть не должны — таково поверие, и Брагода смотрел поверх плывущего дымка туда, где колючий гребень леса зацепило закатное солнце.

Благословенный сход священных чар кружил голову борсеку. Испив сок Банги, он запалил погребальный костер. Тела воинов, вознесенные, казалось, под самые небеса, утонули в дыму. Воины теперь готовились к дальнему и непростому переходу. Брагоде предстояло открыть этот путь.

По обычаю рода, погребаемых облачали в свадебные одеяния с белыми рушниками. Белый цвет символизировал очищение и вечную жизнь, солнечную силу — «сва», борющуюся с губительной властью Бездны. Потому-то, когда из Империи пришли жрецы новой веры в черных одеждах, народ принял их за служителей мрачного царства Чернобога.

Языки пламени, съедая сушняк, потянулись вверх. Погребальный костер разгорался.

Дух воина всегда слит с духом оружия. Они неразрывны. Однако на этой краде оружие сопровождало только Бужату — франконы не оставили лесному воинству ничего. Вместе с Бужатой сейчас умирали Радага и Раздар, его меч, умирали в плоти своей, чтобы сопровождать побратима борсека в мир духов — хранителей рода.

Брагода больше не любовался Раздаром, он просто его вернул, и все. Пусть дух его будет угнетаем смертью Бужаты. Вот Радага — дело другое. Копье его не подвело, оно оказалось рядом с Брагодой, а не где-нибудь в кустах, и удар его пришелся точно в цель.

Рогатые копья всегда благоволили роду Оркса. Когда еще мальчиком Брагода попытался метнуть ногой такое копье, то даже не сдвинул его. Брагода зло пнул оружие и был жестоко наказан своим наставником. Его старый, изрезанный шрамами дядька-пестун сказал тогда:

— Только дурак может отказаться от лишней руки в бою!

Он положил на землю несколько рогатых копий и показал, как нужно метать оружие. Руки его беспрерывно вытягивали дротики из заплечного чехла, а ноги легко поднимали в удар копье за копьем. Орксово воинство, по традиции, вбивало рогатые копья в щиты врагов, чтобы потом, ухватив их за древко, легко выводить противника из равновесия.