Виктор Юнак - Тамбовский волк

До леса шли молча. Когда оказались на опушке, Иван Антипов решился наконец задать Подберёзкину вопрос, мучивший его всё это время.

— Неужто так и доставишь в Каменку Фомку? Цельным и невредимым? А, Устин?

— Може и доставлю, а може и нет. Ещё не решил, — хитро, но неопределённо ответил Подберёзкин.

— Никитка! — через какое-то время, когда отряд уже углубился в лес, Подберёзкин позвал сына.

Тот тотчас же приблизился к отцу. Устин что-то долго шептал ему на ухо. Несколько раз Никита чуть отодвигался от отца, чтобы глянуть в его лицо, затем снова подставлял ухо. Наконец Никита кивнул, отъехал чуть в сторону, спешился и передал коня одному из бойцов. А сам догнал колонну пленных, нашёл в ней Фому Рябого и довольно грубо выдернул его оттуда. Колонна остановилась, но Никита тут же скомандовал:

— Шагай, шагай вперёд!

Подталкиваемые стволами винтовок, пленные чоновцы медленно продолжили свой путь. А Никита с Рябым, которого он держал за локоть, остановились чуть в стороне от дороги, дожидаясь, пока с ними поравняются Подберёзкин с Антиповым.

Устин остановился напротив Рябого, но даже с коня слезать не стал.

— Ну-ка, разверни его лицом ко мне, Никитка, — приказал Подберёзкин.

Никита послушно развернул Рябого. Несколько минут длилось молчание. Подберёзкин оглядывал с ног до головы Рябого, тот пытался поймать взгляд Устина.

— Ну что, Фомка, говорил я тебе, что ещё встренемся на узкой лесной тропинке.

— Нынче твоя взяла, Устин. Но надолго ли?

Было видно, что Фома уже полностью овладел собой и не выглядел таким подавленным, как во время пленения. И всё же слышались в его голосе нотки безысходности.

— Убить хочешь? — спросил Рябой.

— Я?! Убить!? — изобразил на лице искренность и удивление Устин. — Господь с тобой! Уж не спутал ли ты меня со своими живодёрами? Нет! Сегодня был хороший бой, у меня отличное настроение. Отпущу-ка я его, а, Иван? — посмотрел Подберёзкин на своего друга-земляка.

— А и то верно! — быстро раскусил Устина и поддержал его игру Антипов. — Отпустим его. Пущай расскажет в своей Чеке, какие, мол, антоновцы, благородные.

Антипов засмеялся. Подберёзкин захохотал.

— Развяжи-ка его, сынок, — справившись с порывом хохота, приказал Подберёзкин.

Никита послушно разрезал ножом кожаные ремни, которыми связали за спиной руки Рябому.

— Иди! — сказал Подберёзкин.

— Нет уж! Стреляй, сволочь, в лицо! Хочу видеть твои глаза, когда будешь вершить самосуд.

— Какой самосуд? — опять удивился Подберёзкин. — Я же тебе говорю, я тебя отпускаю. Фома неверующий, а, Иван? — Устин опять переглянулся с Антиповым. — Никитка, разверни его и дай ему пинком под зад.

Никита выполнил просьбу отца с огромным удовольствием и вложил в удар ногой столько силы, что Фома отлетел на несколько метров и, если бы не попавшийся по дороге куст, наверняка бы уткнулся носом в землю. Подберёзкин с Антиповым загоготали. Никита был явно доволен собой и тоже смеялся. Тем временем, Рябой поднялся, глянул назад и, увидев расслабившихся от смеха врагов, вдруг подумал, что у него, и верно, есть шанс спастись. Перепрыгнув через куст, он быстро набрал ход и помчался к спасительным деревьям.

— Батя, уйдёт ведь, стреляйте! — Никита снял с плеча обрез и стал целиться в бегущего.

— Не уйдёт, — спокойно произнёс Антипов. — От твоего батьки, Никита, ещё ни один зверь не уходил.

Подберёзкин кивнул, снял с плеча обрез, прицелился и выстрелил. Пуля попала в спину с левой стороны и прошила сердце Рябого. Тот, в горячке, пробежал ещё несколько метров и, достигнув первого дерева, упал замертво.

— Сбежать хотел, живодёр проклятый! — смачно сплюнул на землю Подберёзкин, вновь забросил обрез за плечо и пришпорил коня.

Пора догонять ушедшую вперёд колонну. Никита подбежал к повстанцу, державшему под уздцы его коня, вскочил в седло и они погнались за отрядом.

Ещё в конце апреля 1921 года приказом по 1 Конному корпусу из состава 17 кавалерийской дивизии был выделен сводный кавалерийский отряд под командованием Григория Ивановича Котовского с целью переброски её на Тамбовщину для борьбы с антоновщиной. Спустя месяц после этого, 21 мая, командующий войсками Тамбовской губернии Тухачевский подписал приказ о назначении командира сводного кавалерийского отряда 17 кавдивизии Котовского комбригом отдельной кавбригады. А уже на следующий день сводный отряд бригады Котовского во главе с помощником комбрига Криворучко направился в село Покровское, где по разведданным, засел отряд антоновцев под командованием Селянского, общей численностью до 1000 человек. Селянский намеревался ударить в тыл красной конницы, находившейся в деревне Шереметьевка. Неожиданным ударом Криворучко не только выручил своих товарищей в Шереметьевке, но и нанёс чувствительное поражение Селянскому, уничтожив свыше семисот человек.

Это был один из первых успехов котовцев в борьбе с крестьянской армией Александра Антонова. Сам выходец и бессарабских крестьян, Григорий Котовский стал в гражданскую войну поистине легендарной личностью.

Огромный, слегка заикающийся комбриг, которому не слабо было в один присест съесть яичницу в двадцать пять яиц, был весьма любим своими бойцами. Они готовы были пойти за него в огонь и в воду. Да и в войсковых операциях ему по большей части сопутствовала удача, а иногда выручала и природная смекалка.

Штаб 58-го полка Красной Армии размещался в Моршанске, в двухэтажном каменном доме на углу Почтовой и Лотиковской улиц. Полк остался без командира. И потому бездействовал в тот самый момент, когда по всей Тамбовщине шла война с партизанской армией Александра Антонова. Комиссар полка Бычков уже несколько раз звонил комиссару боевого участка Сергееву с одним и тем же вопросом:

— Сколько ещё ждать? Когда же командующий пришлёт нам комполка?

— Скоро прибудет, — успокаивал Бычкова Сергеев. — Едет уже. Тухачевский сказал, бывалый, опытный. Представлен к награде за Кавказ. Воевал он с ним там, знает его хорошо.

Бычков кивнул. Едет — это хорошо. А что бывалый — так это ещё лучше.

Сам Сергей Васильевич Бычков прибыл в расположение 58-го полка всего три недели назад, в самом начале мая. Поначалу всё вроде бы было хорошо. Полк насчитывал две с половиной тысячи бойцов, при ста двух командирах, пулемётной роте и кавалерийской разведке в девяносто сабель. Но в крупных боях полку пока участвовать не доводилось. Так, всё больше мелкие стычки. Однако и в них были немалые потери среди личного состава: не столько гибло, сколько дезертировало. Бычков относил это к низкой политической сознательности красноармейцев. Этим-то он и должен заняться.