Виктор Юнак - Тамбовский волк

Антонов хотел было обойти мужика, но всё же прежде остановился и глянул на него:

— Жизнь покажет, Федотов. Так мужикам и передай.

Антонов развёл руками и ускорил шаг. Но слова крестьянина запали ему в душу. Да и сам он в последние два-три дня принял для себя окончательное решение. Ведь сколько сил ему потребовалось, чтобы отстоять своих товарищей по партии, которых местные чекисты пытались арестовать, обвинив их в участии в левоэсеровском мятеже. Впрочем, спасти удалось не всех.

Совещание в Чека уже началось. С трибуны, стоявшей на краю сцены, выступал какой-то незнакомец чуть ниже среднего роста, в кожаной куртке с маленькой бородкой и круглым пенсне на переносице. По окончании каждой фразы оратор словно бы рубил воздух рукой. Антонов с трудом протиснулся в зал и обвёл глазами президиум. Поймал взгляд Сокольского, тот едва заметно погрозил опоздавшему пальцем и пригласил пройти в президиум, указывая на свободный стул. Антонов, пробираясь, начал расталкивать локтями стоявших в промежутке между стеной и стульями людей. Некоторые из них шипели на него, другие отвечали таким же локтем.

— Опаздываете, товарищ Антонов, — пожимая Антонову руку, прошептал председатель исполкома.

— Я извиняюсь, товарищ Сокольский, но у меня авто сломалось, пришлось добираться пешком, — также шёпотом ответил Антонов. — А кто выступает-то?

— Ответственный товарищ из губчека. Тараскович. Вы о приказе товарища Петровского слышали?

— Читал, — кивнул Антонов и переключил внимание на оратора.

А тот продолжал резать рукой воздух.

— Преступное покушение на жизнь нашего идейного вождя, товарища Ленина, побуждает отказаться от сентиментальности и твёрдой рукой провести диктатуру пролетариата. Довольно слов!

Последние слова утонули в аплодисментах. Но чекист поднял руку, успокаивая слушателей.

— В силу этого, губернской Чрезвычайной комиссией уже расстрелян сорок один человек из вражеского лагеря. И это только в одном Тамбове.

Снова шквал аплодисментов. На этот раз чекист уже спокойно дождался, пока аплодирующие сами собой успокоятся. После этого продолжил немного осевшим от частых и продолжительных выступлений голосом.

— За смерть каждого нашего борца должны поплатиться тысячи врагов. Довольно миндальничать. Зададим кровавый урок буржуазии!

Снова аплодисменты. Антонов в президиуме переглянулся с Сокольским и только головой покачал. Антонов в этот момент даже посочувствовал Сокольскому, отец которого в конце XIX века был известным в Тамбовской губернии фабрикантом. Но младший сын не пошёл по стопам отца, а связал свою судьбу с революционерами. В те годы это, увы, было не только не редко, но даже и модно.

— За голову и жизнь одного из наших вождей, товарища Урицкого, должны слететь сотни голов буржуазии и всех её приспешников. Как сказал товарищ Лацис: "Заложники — капитал для обмена"! Мы должны взять заложников из инженеров, купцов, священников, правых социалистов-революционеров. И, в случае, если буржуазный гад поднимет голову, то прежде всего падут головы заложников. Нужно арестовать жён и детей наших врагов и посадить их в тюрьму до явки их мужей. А коли те не появятся, то и расстрелять заложников, к чёртовой матери, не раздумывая. На белый террор мы ответим красным террором!

Антонов понял, что Россия, новая Россия, несамодержавная, тяжело заболела. Если страна начала брать в заложники собственный народ, значит, болезнь будет очень тяжёлой и практически неизлечимой, если не нейтрализовать в самом зародыше вирус этой болезни. Он полез в карман кожаного пиджака за папиросами и наткнулся на какой-то листок, сложенный несколько раз. Вытащил его из кармана, глянул — это был тот самый экстренный бюллетень уездной Чека по борьбе с контрреволюцией. Антонов поднял глаза, посмотрел сначала на Сокольского, затем на других членов президиума, в зал. С трибуны выступал уже какой-то другой оратор, говорил всё те же пламенные слова, клеймил врагов революции, призывал к красному террору. Представитель тамбовской Чека уже сидел на стуле в президиуме рядом с председателем Кирсановской уездной чрезвычайной комиссии.

Антонов неспешно, стараясь не шуршать, развернул бюллетень и стал читать.

"... Товарищи! Нас бьют по одной щеке, мы это возвращаем сторицей и даём удар по всей физиономии. Произведена противозаразная прививка, т.е. красный террор... Прививка эта сделана по всей России, в частности, в Кирсанове, где на убийство тов. Урицкого и ранение т. Ленина ответили расстрелом буржуазных элементов и контрреволюционеров Сёмина Леонтия Павловича, Корнилова Ильи Николаевича, Забродиной Амалии Фоминичны, Степанова Святослава Кондратьевича... И если ещё будет попытка покушения на наших вождей революции и вообще работников, стоящих на ответственных постах из коммунистов, то жестокость проявится в ещё худшем виде... Мы должны ответить на удар — ударом в десять раз сильнее..."

И вдруг, не дочитав до конца, Антонов снова переключился на фамилии расстрелянных людей. Кровь прилила к вискам. Корнилов Илья Николаевич! Это же один из лучших его людей. Они же с ним не одного бандита поймали. Да, Корнилов бывший подпоручик царской армии, бывший меньшевик. Но он полностью перешёл на сторону советов. В конце концов, он же служил в органах советской милиции. Только теперь Антонов понял, куда исчез Корнилов два дня назад. Его всё не могли найти ни дома, ни на работе, ни в городе вообще. А он уже несколько дней, как расстрелян. Без суда и следствия! И даже ему, начальнику Кирсановской милиции, о том не сообщили. Значит, тоже не доверяют. А возможно, и он сам уже находится в расстрельных списках Чека.

От такого предположения Антонов вздрогнул, автоматически повернул голову в сторону сидевших недалеко от него чекистов. Те, словно почувствовали его взгляд, тоже повернули голову к нему. Вслед за этим тамбовский чекист о чём-то спросил у кирсановского (может быть, о том, что за человек этот Антонов, начальник милиции). Антонов тут же глянул на Сокольского, который встал со своего места и прошёл к трибуне. "Завтра же возьму отпуск и скроюсь. Пора начинать действовать, не то будет поздно", — Антонов больше думал о своём, нежели слушал оратора.

— Товарищи! Мы здесь выслушали нескольких ораторов и поняли, что всё единодушно поддерживают требование вождей нашего государства и руководителей партии коммунистов о том, что в советской стране необходимо ввести красный террор. Да, наш террор вынужден, но это террор не Чека, как многие могут подумать, а рабочего класса. А значит, и проводить его нужно по-пролетарски беспощадно. У буржуазной змеи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и разодрана жадная пасть, вспорота жирная утроба. У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей внеклассовой интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигенции должна быть сорвана маска. Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации низших классов... Если для утверждения пролетарской диктатуры во всём мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитала, то мы перед этим не остановимся и с честью выполним задачу, возложенную на нас Революцией.