Алексей Салмин - Буря на Волге

Пристав только теперь сообразил, с кем он встретился, и тут же бухнулся па колени.

— Господин товарищ! Помилуйте, нс убивайте! Век буду служить вам верой и правдой.

— Не беспокойтесь, и руки марать не будем об такое дерьмо, — иронически улыбнулся Ланцов. — Отправим вас в штаб, а там уже, наверное, разберутся, на что вы годны. Прыгать в воду не пытайтесь, все равно пристрелим.

— Вперед полный! — крикнул в машину Ланцов, Катер задрожал всем корпусом, вспенил за кормой воду и быстро покатил вверх по Каме — догонять ушедшую флотилию.

Проснувшись утром, Василий смотрит в окно, за которым ветер, бушуя, срывает желтые листья с тополей; листья кружатся в воздухе, как жаворонки, и падают без конца... А с обеих сторон Чилимовой койки вздыхают, ворчат и охают больные. Ночью в его палате двое умерли. Рана ноет, на сердце тоска. Он переводит свой взгляд на дверь. Входит сиделка, раздает пайки хлеба больным, кладет и для Чилима на тумбочку у изголовья.

Но Василий продолжает смотреть на дверь, и улыбка озаряет его лицо: появляется Надя с узелком в руке. Она подходит легкой, быстрой походкой.

— Ну, как сегодня спал? Чего хочешь покушать? — жмет руку, проверяет пульс и, улыбаясь, говорит: — Все нормально.

— Когда же ты Сережку приведешь? — спрашивает Чилим.

— Никогда, — отвечает Надя. — Как поправишься, сам пойдешь к Сережке.

— А почему не приведешь?

— Сам видишь, — повела в сторону глазами Надя.

— Ну-ну, понимаю. Буду ждать и поправляться, — покорно говорит Чилим.

— Вот тебе суп, ешь, пока горячий. — Надя ставит на тумбочку миску, в которой плавает жирный кусок мяса.

Она торопливо уходит.

С каждым днем Вася становится свежее, веселее. Через три недели Чилим начал ходить, а в конце октября его уже выписали из госпиталя, Когда Василий получил документы и обмундирование, Надя отпросилась с работы пораньше, и они вместе отправились к ней на квартиру. Придя домой и сбрасывая пальто, Надя сказала:

— Ну, раздевайся, я ведь одна живу, теперь стесняться некого.

Она побежала в кухню, живо поставила самовар.

— В военкомат-то я сегодня уже опоздал, — сказал Чилим, обнимая сына.

— Так бы тебя и пустила сегодня в военкомат. Нет уж, ты сегодня мой.

Сережа все время лез на колени к Чилиму и спрашивал:

— А когда мы с тобой, папка, пойдем рыбачить?

— Скоро, скоро, милый, пойдем или поедем на пароходе к бабушке Ильиничне в деревню, — ты ведь знаешь бабушку Ильиничну, у которой жил, — и там будем рыбачить.

— А удочку ты мне сделаешь?

— Обязательно, самую хорошую.

— Ну, кажется, подружились, рыбаки, — сказала Надя, целуя обоих.

«Как бы хорошо было, — думала она, — если бы Васю оставили в городе, а то могут снова отправить во флотилию».

Ночь пролетела быстро. Утром, складывая в мешок Чилиму белье и другие необходимые вещи, Надя спросила:

— А может быть, тебя здесь в городе оставят?

— Может быть. Кто их знает.

— Ты подожди, вместе пойдем, — сказала, собираясь, Надя.

— И я с вами! — вскакивая с постели, закричал Сережа.

— Нет, нет, милый, я ведь на работу, а ты пойдешь к тете Маше.

Проводив сына к дворничихе, Надя отправилась вместе с Чилимом к военкомату.

— Ты все-таки попросись, может быть, оставят здесь, — говорила Надя Чилиму, прощаясь у ворот военкомата.

Желание Нади исполнилось: его зачислили в отряд особого назначения при Казанском Советском полку, который вел борьбу с контрреволюцией и бандитизмом в Казани. При отступлении из города белые ушли не все; оставшиеся офицеры возглавили бандитско-шпионскую подрывную работу. Некоторые сумели пробраться в части Красной Армии и там шпионили и вредили, а некоторые с оружием в руках вели войну против Советской власти на улицах — из-за углов и заборов убивали патрулирующих красноармейцев, отбирали оружие и скрывались. При очередном таком налете патрулями был пойман один из этой шайки, назвавший себя Сладковым. Он сообщил начальнику отряда, что их шайка состоит из шестидесяти шести человек, все вооружены винтовками, наганами и смитами, есть и гранаты. Командует всеми белый офицер Черновицин.

— Будешь сопровождать нас по всем этим бандитским гнездам? — спросил командир отряда.

— Если не расстреляете, все места покажу, — согласился Сладков.

На следующую ночь часть отряда во главе с командиром отправилась на поиски бандитских мест. Вел Сладков, одетый в красноармейскую шинель и фуражку с красной звездой, с незаряженной винтовкой в руках.

— Вот здесь их штаб, — показал он на двухэтажный дом на улице Подометьево. — Тут они собираются ночью и получают задания на мокрые дела...

— Сладков, — сказал командир отряда, — если вздумаешь бежать, то так и знай; первая пуля тебе.

— Да не побегу я.

Отряд еще не успел подойти к дому, где находился бандитский «штаб», а из окон уже затрещали выстрелы.

— Ложись! — крикнул командир.

Большинство бойцов, примостившихся в канаве против дома, открыло огонь по окнам, а часть кинулась в обход. Но бандиты, отстреливаясь, перебежали потайным ходом в соседние дворы и исчезли. Захватить удалось немногих. Двое из отрядников оказались ранены, Сладков повел дальше — на Безымянную односторонку, прямо к кладбищу, и указал дом, где квартировал сам главарь шайки. Был поздний час, но дверь оказалась незапертой. Проникнув в квартиру, красноармейцы увидели троих мужчин, развалившихся на полу, видимо, «штабисты» Черновицина. Сам Черновицин лежал на кровати. У изголовья на столике лежали наган и краюха хлеба с воткнутым финским ножом, а рядом стояла недопитая четвертная бутыль самогона. Когда растолкали Черновицина, он глянул выпученными глазами на красноармейцев и быстро выхватил из-под подушки шестизарядный кольт. Но выстрелить ему не дали, тут же обезоружили и всех отправили по назначению.

Через несколько дней Чилима вызвал начальник отряда и, передав сопроводительную бумажку, сказал:

— С сегодняшнего дня вы откомандировываетесь в Казанский караульный полк. Явитесь в штаб к командиру.

— Есть явиться к командиру полка! — ответил Чилим и, забрав свой мешок с пожитками, отправился к новому месту службы.

Прочитав сопроводительную, командир полка Зайдлер спросил:

— Вы читать, писать умеете?

— Могу.

— Ну вот и хорошо. Я вас зачислю в полковую команду связи.

Пока Чилим знакомился с новой службой и техникой телефонного дела, в Корсуньском уезде, Симбирской губернии, вспыхнул мятеж против Советской власти. На ликвидацию этого мятежа специальным поездом выехал отряд, состоявший из части комендантской команды и одной роты караульного полка. Туда же был назначен и Чилим — начальником команды связи, которая состояла из семи человек. Всем отрядом командовал коммунист Дернов, старый знакомый Чилима. Когда поезд подходил к назначенному пункту, Дернов приказал своему связному позвать начальника связи.