Борис Алмазов - Святой Илья из Мурома

— Слава богу! — сказал переводчик. — Вам не придётся рубиться на кораблях! Ну, разве что командир эскадры прикажет пленить какое-нибудь судно. Но тут в основном варяжские драккары, они нам не нужны!

Расстояние между кораблями сокращалось, и вот уже один юркий драккар попытался проскочить между бортами ромейских кораблей.

Илья видел, как отчаянно гребли полуобнажённые варяги.

— Огня! — закричал капитан, когда драккар мчался мимо борта.

Умелый воин направил трубу прямо на драккар. Из неё хлынула на спины гребцов и палубу какая-то жидкость. Она воспламенилась уже в воздухе и полилась на пиратов жидким огнём. Люди вспыхивали беловатым пламенем и горели, как свечи. Некоторые падали за борт, но горели и в воде, потому что греческий огонь в воде не гас.

Вскоре все драккары пылали большими кострами. Ромейские корабли постарались как можно быстрее уйти от них, чтобы пламя не перекинулось и на них.

Теперь военная эскадра шла за пиратами-византийцами. Нагнали их быстро. Корабль, на котором был Илья, разогнавшись, ударил в корму уходившего пирата тараном — длинными, выступающими из форштевня надводным и подводным бивнями. Раздался грохот и треск ломаемого дерева. С военной триеры перебросили абордажную доску, и её железные крюки вонзились в палубу пирата. Ручьём потекли по ней закованные в панцири воины. Иные прямо перепрыгивали через борта на палубу пирата. Через несколько минут резня на борту завершилась.

— Всех пиратов распять на бортах! Корабль взять на буксир, — приказал капитан.

Илья отвернулся от страшной картины. Вослед за военным кораблём на буксире шло пиратское судно, увешанное прибитыми к бортам телами бывших ромейских моряков, предпочитавших разбой службе в императорском византийском флоте. К вечеру их крики и стоны стихли.

Сицилия, единственное владение Царьграда у Италийского полуострова, билась, отражая сразу несколько врагов. Как, впрочем, и вся Византийская империя. Сицилию круглый год грабили варяги-пираты, коими кишело Средиземное море; с севера на города Сицилии шли закованные в сталь рыцари Священной Римской империи, а с юга высаживались мусульмане. Её города то и дело были захвачены либо варягами, либо арабами. И Константинополь слал войска, чтобы их отбивать обратно, штурмовать, освобождать. Здесь всегда не хватало солдат, поэтому все, или почти все, наёмники, которыми формально были и русы из Киева под командованием Муромца, поначалу обкатывались на сицилийских берегах. Война здесь шла постоянно — будто язва гноилась на теле ромейской державы.

Здесь искусные византийцы научили киевскую дружину лазить на стены, пробивать бреши в толще каменных стен, делать подкопы, проламывать таранами ворота... Однако ни к баллистам, метавшим камни в города, ни к греческому огню — тайне из тайн византийцев — славян, варягов и русов близко не подпускали!

Русы нужны только, как мечники или лучники. Их не щадили в учении, их не берегли и в бою. Здесь узнали киевские дружинники и воеводы горькую долю наёмника.

Полтора года боев унесли треть шеститысячной армии. Илья Муромец да и другие воеводы, там, в Киеве, смотревшие на далёкую Византию как на идеальную православную державу, самую сильную в мире, самую культурную, теперь вдоволь насмотрелись на оборотную сторону византийской цивилизации. В том числе и на страшный гнёт духовный, который являла собой Церковь. Любой ромей постоянно находился под перекрёстным огнём бдительной слежки.

За ним следили не только армии государственных соглядатаев-осведомителей, а соседи и даже священники прихода, к которому он относился. Нельзя сказать, чтобы они нарушали тайну исповеди, но каждый монастырь и каждый храм являли собою ещё и коммерческое предприятие. Монастыри имели громадное число мистиев — послушников-полурабов, которым запрещалось иметь семью. Церкви получали в подарок от вельмож земли и даже рабов...

— Нет в державе сей дыхания Божия! — сказал воеводам Илья. — Не такой мнилась мне держава наша, когда я на службу к князю Владимиру шёл.

— Да не дай-то Бог, чтобы она такой стала! — в один голос согласились воеводы.

— У нас хоть и нет такого богатства, а не в пример как вольнее!

— Разносолов византийских нет, дак зато и смерды в такой скудости не бывают, как ромейский крестьянин.

— Земля тут обильна и щедра, а счастья людям нет и в ней, — сказал словно постаревший Сухман Одихмантьевич и добавил, помолчав: — Не по правде здесь люди живут и не по истине. И всяк всякого неволит.

Вдали от родных мест разноязыкая и пёстрая по составу русская дружина сплавилась в мощную боевую единицу. Илья иногда думал о том, что именно она являет собою прообраз будущего народа, где люди разных племён и родов объединены одной верою и невольно, перейдя на общий язык славянский (правда, сильно изменившийся, впитавший множество неславянских слов), слились в единый новый народ.

Чувствовали это и дружинники. Они держались друг друга как за единственную надежду вернуться домой. За всё время боев в Сицилии не было ни одного случая дезертирства. Хотя возможность уйти была. Могли уйти к варягам-норманнам, служившим Риму, варяги киевские. Не уходили! Могли уйти к арабам хазары-бродники, бывшие в корпусе. Не уходили и дрались с арабами яростно! Перетекая по сицилийским дорогам от города к городу, от боя к бою, мечтали дружинники о степях заднепровских, о метелице и обжигающем холоде сугробов.

Теперь, вдали от страны своей, видели они всю красу её и богоизбранность. Туда, назад, на лесные и речные ласковые просторы, рвались их души. Никто из дружинников не представлял прежде, что можно в этой богатой, щедрой стране, среди апельсиновых рощ и тучных пастбищ, среди нив, дающих по два урожая в год, так тосковать о скудных северных полях, о ржаном хлебе и даже о холоде. Но сицилийские сражения и освобождение острова от уже укоренявшихся там арабов было только первым испытанием киевлян.

Закалённых и хорошо обученных в боях воинов ждали новые бои и сражения, теперь уже в краях скудных и безводных. Освободив Сицилию от арабов, киевская дружина в войске византийском постоянно стала использоваться в боях против мусульман.

Скоро поредевшая в боях, но могучая дружина, переброшенная морем в Сирию царём Василием и заняла несколько крепостей на границе с пустыней и стала заслоном перед многочисленной исламской кавалерией. Волна за волной накатывали чуть ли не каждую неделю всё новые и новые орды кочевников, стремясь прорвать оборону, удерживаемую небольшими крепостцами и славянскими дружинами, нёсшими службу между ними.

Налетавшие, как смерч, номады не могли взять крепости. И тяжелее приходилось тем, кто выходил в конные сторожи между крепостями. Здесь не было ни минуты отдыха или покоя. Холмистая степь переходила в пустыню, покрытую барханами, оттуда налетали внезапно враги, имевшие возможность скрытно подходить к самым постам и стенам крепостей.