Наталья Павлищева - Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод

По знаку Басманова вперёд выступил всё тот же громкоголосый Путала Михайлов и зычным басом принялся читать клятву опричника. Стоявшие в чёрном парни повторяли вслед за ним:

— Я клянусь быть верным государю и великому князю и его государству, молодым князьям и великой княгине и не буду молчать обо всём дурном, что я знаю, слыхал или услышу, что замышляется тем или другим против царя и его государства, молодых князей и царицы. Я клянусь также не есть и не пить вместе с земщиной и не иметь с ними ничего общего. На этом я целую крест.

Нестройный гомон голосов заставил Вяземского поморщиться, надо было бы заставить выучить клятву, чтоб говорили единым духом. А Малюта не раздумывал, он произносил клятву вместе с остальными, даже чуть опережая дьяка Михайлова, потому как знает текст наизусть, сам придумывал. Иван Васильевич скосил глаза на верного слугу и едва заметно усмехнулся в усы. Григорий Лукьянович словно забыл о присутствии самого государя, так увлёкся клятвой, клялся от души, очи горели. Да, более верного слугу трудно сыскать — решил для себя Иван Васильевич.

Понимал ли Иван Васильевич, какую власть даёт этим вот непросвещённым головорезам? Во что они могут превратить всё Московское царство, получив такую власть? Неизвестно. Для государя в то время не было ничего важнее организации жизни в Александровской слободе как примера для остальных…

В Александровской слободе не одни взрослые, Иван Васильевич постарался забрать с собой и дорогих ему детей. И не одних своих. Государь детей любил и старался о подрастающем поколении заботиться, особо если видел, что ребёнок смышлён и хорош собой. Очень Ивану нравился сын Дмитрия Годунова Борис. Отрок на два года старше царевича Ивана, давно овладел грамотой и счётом, знал Священное Писание, крепок телом и недурен собой. Не отстаёт и сестра Ирина. Девочка развита не по годам, а в учёбе всегда рядом с братцем, потому грамоту разумеет не хуже, а в чём и лучше. На Годуновых положили глаз одновременно и Иван Васильевич, и Григорий Лукьянович, каждый по-своему.

Государь углядел, что смышлёная, добрая Ирина нравится младшему царевичу Фёдору, и она от Фёдора носа не воротит, а ведь немногие выносят его занудство и блаженную улыбку. Есть такие, кто в глаза хвалит, а чуть отвернётся, так насмехаются. Царевич доброты несказанной, умён, но каким-то своим умом, точно просветлённый какой, жить с таким рядом — труда душевного много надобно. Маленькая Ирина не чуралась странного царского сына, подолгу о чём-то с ним беседовала, смеялась. Глядя, как заливаются смехом от своих детских радостей Фёдор и дочь Годунова, царь решил, что лучшей невесты для царевича не сыскать, а потому привечал детей Годуновых больше других.

Государь однажды пообещал:

— Благословлю сей брак!

Знать бы Ивану Васильевичу, кем станет совсем молодой тогда ещё Борис Годунов! Дочь боярина Дмитрия Годунова Ирина станет женой младшего сына государя Фёдора. Сам Борис женится на дочери всесильного к тому времени Григория Лукьяновича Скуратова.

После смерти Ивана Васильевича недолго царствовать будет его младший сын Фёдор Иванович, а править за него Борис Годунов. После смерти Фёдора Ирину по воле её брата венчают на царство, а она, уйдя в монастырь, передаст шапку Мономаха самому Борису Годунову. Царствование Бориса продлится недолго, он умрёт то ли по болезни, то ли будучи отравленным... Москва изберёт нового царя — боярина Василия из рода Шуйских. Но и ему недолго править. На Руси наступали Смутные времена... Затем были поляки в Кремле, Минин и Пожарский и выборы государя из новой династии — Романовых.

Как государь пестовал Ирину Годунову для собственного сына, так Малюта пестовал царских отроков и Бориса Годунова для самого себя. Ненавязчиво старался стать полезным: то посоветует что с лошадиной упряжью, то покажет, как стремя подтянуть, чтобы нога в нём ладно себя чувствовала, то какому приёму хитрому обучит Ивана-младшего, то устроит веселье с Васькой Грязным, чтобы и царевичи посмеялись, и маленькие Годуновы вместе с ними. Жена Григория Лукьяновича только ахала, поняв, куда метит супруг. Если Борис Годунов станет зятем Скуратова, а его сестра Ирина снохой самого государя, то и Малюта вроде родственником Ивану Васильевичу будет... Ох и сладкие то были мысли!..

Но Скуратов и без родства до гробовой доски верен будет государю, даже если тот велит в кипятке свариться, чтобы повеселить, Малюта из кожи варёной вылезет, а царя повеселит. Такой уж он человек, если верен, то до конца!

Митрополит Афанасий долго не выдержал, безо всякого позволения вдруг снял с себя митрополичьи знаки и вернулся в монастырь. Царь негодовал, но поделать ничего не мог. В оба уха ему подпевали верные слуги — Басмановы, Вяземский, Грязные и, конечно, Скуратов, куда ж без него?

Святители быстро избрали на место сбежавшего Афанасия казанского архиепископа Германа. Выбрали небывало — жребием. Никто не хотел на митрополичье место, попросту боялись.

Но и Герман оказался не таким, каким его хотел бы видеть Иван Васильевич. Избранный невиданным прежде образом Герман завёл речь... о милости и понимании. В первое мгновение Иван Васильевич недоумённо пялился на нового митрополита: этот-то куда лезет?! Поняв, что Герман искренне, разозлился, и уже через день опальный святитель отъезжал в дальний монастырь.

Малюта поддакивал:

— Ишь ты какой! Страшным судом государю грозить... Да разве тем должен митрополит заниматься? Он должен поддерживать правителя во всех его благих начинаниях...

Москва снова без митрополита. Государь злился:

— Что же, на Руси честного святителя нет, что ли?!

И вдруг вспомнил рассказы ещё Макария о боярском сыне Фёдоре Колычеве, принявшем постриг в Соловецкой обители под именем Филиппа и ставшем её игуменом. Сам он Колычева не помнил, слишком мал был, когда тот при матери служил. Когда приезжал игумен на Соборы, не до него было государю... Но о делах Соловецкой обители Иван Васильевич наслышан, помогал и после пожара, и потом, когда уже Филипп во главе её встал. Переписку государь вёл с новым игуменом, благоволил деятельным монахам и их главе, дивился разумности Филиппа. Вот про кого никто дурного сказать не может! И в святости усомниться повода никогда не давал, и хозяин хороший... Что ещё нужно?

— Филипп, соловецкий игумен, вот кто нам нужен!

От этого имени вздрогнули и Вяземский, и Басманов.

Если оно не очень испугало Малюту Скуратова, то потому, что ему было всё равно, кто будет митрополитом, для того важнее государя никого нет и быть не может. На земле нет. Хотя, если бы Малюту спросили, верит ли он в Бога, Скуратов ответил бы, что верит в государя, а потому кто против государя, тот против Бога, и всё на этом. А вот Вяземский и Басманов ужаснулись, кажется, лучше было бы вовремя приструнить Германа. Если честно, то Афанасий Вяземский рассчитывал, что Иван позовёт в митрополиты Новгородского архиепископа Пимена, с которым у боярина особые отношения. Кого же, как не его? А вот безукоризненный Филипп Колычев совершенно не устраивал и Басманова тоже. Такого враз не приструнишь и не сковырнёшь, как Германа. Но Филипп ярый противник опричнины, об этом даже заочно известно, а что будет, когда этот святой отец своими глазами увидит опричные деяния?! Неужели государь не понимает, что получит вместе с Филиппом сильное противление своей власти?