Наталья Павлищева - Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод

— Макарий говорит, что Москва — наследница Византии!

Бабка смеялась:

— Было бы чему наследовать! Где ваша Византия теперь?

В ответ Иван не на шутку ярился:

— Я внук Софьи Палеолог! И в моём роду немало цареградских родичей!

Разговоры о цареградских корнях князя Анна Глинская не любила, а потому старалась внука не задевать.

— А ещё Макарий говорит о священности царской власти!

Не удержалась Анна Глинская, фыркнула:

— Да ты царь ли?

Иван неожиданно возразил:

— Буду! Скоро буду!

Вот это уже вызывало у бабки открытый смех, хоть и рослый князь, вымахал с версту, а глуповат. Тешится мечтами о своей власти, не понимая, что от него мало что зависит. Вон сколько времени Шуйские всё государство держали, теперь Глинские держат. Не в обиду князю сказано, чтобы властью гордиться, её сначала иметь надо!

И вдруг как гром с ясного неба — молодой князь собрался венчаться на царство и жениться! Глинские задумались, но возражать не стали, пусть себе зовётся царём, оттого доход у них не меньше.

Боярам же очень понравилась задумка молодого князя — венчаться на царство и жениться на русской девице. О женитьбе он сообщил ещё месяц назад, в декабре, причём сказал, что не желает искать заморскую царевну, вдруг жизнь с ней не сложится, как тогда быть? Боярская дума, живо помнившая Софью Палеолог и Елену Глинскую, обрадовалась. Своя, значит, боярская дочь, значит, кто-то из них в царские родственники угодит, как Сабуровы, когда Василий женился на Соломонии. Принялись наперебой предлагать дочерей, племянниц, внучек.

И вот с самого утра, не евши, не пивши, обливались потом в тяжёлых шубах знатные и состоятельные мужи на лавках, полна палата... Маются, лаются, меж собой поминают, кто родовитей, кто кому свояк или дальний племянник... Понимают, что, возможно, сегодня кто-то из них возвысится, а кто-то будет локотки кусать оттого, что не случилось.

Иван вошёл в палату чуть не к вечеру, длинный, нескладный, голенастый. Острые коленки не спрятать ни под каким платьем, локти торчат. Бояре прятали ухмылки в усы и бороды, нескладен князь, ох нескладен... Пронзительные, цепкие глаза Ивана пробежали по лицам, ни на ком не останавливаясь. Возле престола стоял Михаил Глинский, поджидая племянника, но приветствовать не стал, даже головы не склонил. Много чести перед сыном сестры преклоняться, а что он князь, так не его заслуга, и что у власти как бы, так это только пока. Власть, она не у того, кто на престол садится, а у того, кто, сидя на нём, может распоряжаться, за кем сила. Потому как с престола и скинуть легко. Меж собой братья несколько дней назад решили — Ивану сидеть недолго, пока они сами не укрепятся, полгода, не больше. Захотел племянничек жениться? Да пусть его. Подыщут боярскую дочь, чтоб род был поплоше и родственников поменьше, отвлечётся молодой князь, а там... там видно будет!

Иван, подойдя к престолу, неловко, почти боком присел, шапка явно мешала, но терпел. Стоящий в стороне Юрий Глинский даже усмехнулся: неловок племянник во всём, когда ещё в силу войдёт... Князь тем временем снова оглядел бояр и вдруг объявил:

— Устроить смотр девиц, как у отца было, князя Василия! Сам выбирать буду, сам погляжу! — Он дал время боярам попрятать новые улыбки в кулаки и добавил: — Но прежде венчаться на царство буду! Чтоб царём зваться, а не князем! После Крещения!

Не давая опомниться, встал и, чётко печатая шаг, вышел вон. Только после этого зашумели, заволновались бояре, Глинские переглянулись меж собой. Пока действия племянника им особо не грозили, но мальчишка оказался упрямым, мало ли что придумает? Решили проследить, чтобы не выбрал кого из Шуйских, не дай бог, или тех же Оболенских! О-хо-хо, гораздо проще было, когда молодой князь, дурачась, запрягал вместо лошадей холопов и пахал на них или играл в собственные похороны, наряжаясь в саван и укладываясь в гроб, чтобы девки целовали его в губы, а он совал руки под их подолы.

Но князь уже вышел из повиновения, он сам метнулся по крупнейшим городам, Михаил Глинский едва увязался следом. Нельзя было допустить, чтобы в таком важном деле Иван наломал дров! Дядя смотрел на разряженного в меха и блестящую парчу племянника и дивился, как тот вдруг похорошел. Иван даже стал красив, решив жениться, он точно вдруг повзрослел. Не так заметна угловатость, появился весёлый блеск в глазах. Иван ждал встречи не просто с красивыми, но и умными девушками, а девицы при одном только виде великого князя проглатывали языки, краснели или бледнели безо всякого повода, жеманились либо слишком старательно показывали свою скромность. Ни одна Ивану не глянулась, из поездки в Новгород и Псков князь вернулся разочарованным.

Но в Москву уже привезли десятки других красавиц. И каких только не было! Рослые и низенькие, полноватые и тоненькие, светловолосые и с чёрными как ночь волосами, старательно убранными под праздничные венцы... Иван смотрел и смотрел, но глаза не останавливались ни на одном лице. За обедом он вдруг поманил к себе Никиту Захарьина, показал, чтоб наклонился ближе, что-то зашептал почти на ухо. Никита был стольником, потому такому разговору никто не подивился, лишь Глинские внимательно прислушивались, но и им ничего не удалось разобрать. А Иван спрашивал своего стольника:

— А ваша сестрица где? Что-то я её не видел.

Захарьин чуть не поперхнулся от таких слов. Никак не ожидал, что князь заметил Анастасию. Если вдуматься, то немудрено, Анастасия Захарьина чудо как хороша собой, умна и скромна, но в княгини никак не метила, потому братья и не придавали значения смотринам, даже не думали вести сестру среди других. Теперь придётся. Никита закивал:

— Завтра придёт, князь.

Тот вскинул глаза, чуть усмехнулся:

— Смотри мне!

Где же Иван смог углядеть красоту Анастасии? Верно, приметил где-то в церкви, ведь в другие места Захарьина не ходила. Род их хотя и знатный — Захарий Иванович Кошкин, по которому фамилию получили, служил у Василия Тёмного, — но небогатый. Захарьины прославились боевыми заслугами при Иване III, а дядья девушки занимали прочное место в Боярской думе при Василии III. Правда, отец Анастасии Роман Юрьевич, пожалованный окольничим, при дворе появлялся редко, служил всё больше воеводой в разных городах и несколько лет назад умер. А вот дядя Анастасии, Данилы и Никиты Михаил Захарьин даже был в числе опекунов самого Ивана, но против его матери Елены Глинской никогда не выступал, рассудив, что жизнь дороже власти, потому для Глинских не опасен.

На следующий день молодой князь поднялся раньше обычного и, не успев как следует одеться, спросил, готовы ли к смотринам следующие девицы. Михаил Глинский, приглядывавший за племянником ежечасно, подивился такой торопливости, ответил, что пока собираются, мол, рано ещё.