Юрий Торубаров - Иван Калита

Андрей видел реки, переплыть которые туда и обратно для него не стоило труда. Но то, что он увидел здесь, поразило его воображение. Как ему показалось, Волга с достоинством несла свои воды, как бы хвалясь мощностью и гордясь независимостью. Он залюбовался её серебристой поверхностью. Она захватила его так, что он забыл обо всём на свете. Оторваться от захватившего видения заставил голос атамана.

— Нам пора в схрон. Иначе мы выглядим, как мошники средь голых ветвей.

Атаман оставил около себя Андрея, а Петру с Хистом велел спуститься вниз по течению. Такое атаманово решение дало повод Хисту ехидно заметить:

— Кохается Еремей с ним, как с жалкою.

Услышав это, Пётр покосился на него, но ничего не сказал.

Для схрона атаман выбрал неглубокую, заросшую расщелину. С этого места Волга просматривалась хорошо. И потянулись однообразные дни ожидания. Если смотреть из землянки, то на уровне глаз была видна сухая трава. Один смотрит вперёд, другой — назад. От рассвета до заката — не шевелясь. Опытные пластуны, которых нанимают купцы для разведки места стоянки, всё пропашут на собственном брюхе. А глаза — не уступят скопецкому. Пошевели головой в безветрие — засечёт. Тихонько спустится к берегу, даст сигнал. Всё! Гребцы — к вёслам. Купец решает, посылать за пластуном лодчонку или нет. Если по каким-то причинам пластун не вернётся, купец выплатит положенное семье. Попробуй не сделай! По всей Волге будут об этом знать, а потом попробуй найми пластуна. Никто не пойдёт. Ещё свинью подложат: днище пробьют, аль часом подожгут.

Вот и лежит казак в дозоре, не шевелясь из-за пластунов. Комар на нос сядет, пчела по щекам лазит, но казак не пошевелится. Даже задует ветер, радости он не принесёт. Всё равно будет казак лежать как колода. А вдруг пластун рядом? Того не обманешь. Уж не радуют Андрея волжские просторы. И вода стала свинцовой, давит серостью. Эх! Хорошо было дома! Трава не такая пожухлая, а лес в красоту рядится. На такое не наглядишься. Скорее бы один конец! Но... бежит день, бежит другой, ничего не меняется. Еле терпит молодой казак. Шёпотом хочется спросить у атамана: «Когда же?» Но знает: это строжайше запрещено.

И в этой тишине раздалось воронье карканье: «Карр, карр!» И неожиданно первый за столько дней человеческий шёпот:

— Приготовсь!

Отвыкший за столько дней о чём-то думать, Андрей не сразу понял смысл этого слова. «Приготовсь!» — мысленно повторил он и сразу понял: появилось то, чего так долго ждали. Андрею на этот раз не повезло. Настала его очередь смотреть в степь. А как хотелось оглянуться, увидеть то, чего столько времени ожидали.

Атаман выбрал место, где стал ждать «гостей». Обрывистый берег с широкой песчаной полосой делал высадившихся на него людей малодоступными для нападающих. Поэтому купцы и останавливались в подобных местах. Наступал самый ответственный момент Наверх поднялись несколько человек и, разбившись на пары, начали следить за степью.

День подходил к концу. Андрею хорошо было видно, как на глазах, точно растаяв, исчезла солнечная кромка. Ночь вступала в свои права. Но это была удивительная ночь! Небо, усыпанное звёздами, и полная луна поглядывали с высоты. Но как такая ночь была не нужна атаману!

— Господи! — шептали его губы, — да закрой луну марью, напусти наземь карачун.

Но небо, видать, сегодня было не на стороне казачества. Напрасно те ждали волчий вой. Не решался атаман идти на казачью гибель.

А перед рассветом на берегу вновь вспыхнули костры. Надо заправиться до следующего вечера. Вскоре послышались весёлые всплески волн. Караван тронулся в путь. Им повезло. Когда последний парус скрылся за горизонтом, раздался буйволиный рёв. То атаман собирал есаулов. Когда они подошли, Еремей объявил им:

— Сегодня можете спуститься к реке и устроить себе малую беседу. Я прогуляюсь до казаков. А завтра на зорьке — опять ждать.

Атаман вернулся на зорьке. Андрей был на своём месте. И вновь потекли дни и ночи ожидания. Небо, видя упорное казачье терпение, смилостивилось над ними. Подул багмут, подавая надежды. Но принёс он марь и назойливый осенний дождь. Теперь лежать приходилось в сырости, что было весьма неприятно. Но ко всему привык казак.

И вновь прокаркала ворона. Добрый сигнал.

— Андрей, — шепнул атаман, — гляди в оба!

Он знал, что надо смотреть в оба. Да глаза закрываются, какую ночь не спать приходится. Губы кусает, но смотрит. Но никого так и не было видно.

А атаман увидел, как по реке блеснул огонёк, за ним второй, третий... У Семёна даже ёкнуло сердце: «Идут!» Теперь всё упиралось в одно: остановятся или нет. «Похоже, берут к берегу. Точно!» Причалив, они начали высадку, и берег наполнился голосами. Не остановил их и мелкий дождь. Слышно, как рубили дрова. Вспыхнули костры, которые позволили разглядеть жидкую цепочку лучников, обращённых к обрыву. «Бывалые», — отметил атаман. Но это его не смутило. Он хорошо знал, что несведущих встретить очень трудно.

Костры прогорели, оставляя жар. Не будь дождя, торговцы ещё сидели бы на берегу, вспоминая разные байки. Но он погнал их на лодии, где можно укрыться. Пора... Воздух огласило волчье завывание. Это атаман подавал сигнал.

Степь пришла в движение. Будь дозор наверху, он заметил бы, как, словно тени, замелькали силуэты людей. К атаману подползли есаулы. Слов нет одни жесты. Он с Андреем и его людьми поднимается вверх против течения. На месте остаётся Хист. а Петро спускается вниз. Хист недоволен таким решением. Его оставляют, как в засаде. Теперь жди рёва буйвола... Но перечить нельзя ни в коем случае. Суд может быть мгновенным. Тут воля атамана сильнее закона, вступают в силу традиции. Против не попрёшь: так решали деды, так решали отцы, так решаем и мы.

И даже сейчас, когда опасности не было, казаки пробирались со всей осторожностью. Перебежками, с осмотром местности. Наконец, атаман посчитал, что можно спускаться к реке. Первыми спускаются два опытных казака, юркие, как ящерицы. Вскоре протявкала заблудшая собачонка. Всё, можно спускаться всем.

Атаман отсёк треть отряда и указал им на воду. Оставшиеся знают, что им делать: готовить луки, подбираться берегом к кораблям и, если потребуется, уничтожать сопротивляющихся. Бррр! Холодная уже водица, но лезть в неё надо. Решение атамана. Заходить с реки, откуда меньше всего ожидают. В воду входят неслышно. Не дай бог, если будет слышен всплеск! Всё дело может рухнуть.

Андрей плывёт за атаманом. Вот и первая будара. Атаман берёт её на себя, оставляя несколько человек, в том числе и Андрея. Оставшиеся плывут дальше. Всем хорошо известно, что надо делать. Не впервой такое нападение. Атаман со своими людьми сбился под кормой. Речная волна покачивает судно. Прислушались. Наверху всё вроде тихо. Атаман с ножом в зубах по грузовому вельбуду осторожно поднимается наверх. Андрей даже залюбовался его движениями. Он никогда не думал, что тот так ловко мог это делать. Прежде чем заглянуть за корму, атаман опять прислушался. Подтянувшись, вытянул шею. Никого. Все спят, укрывшись дерюжкой. Только на прове страж с бердышом на коленях, сидя на мешке, клевал носом. Атаман, осторожно ступая на носках, не доходя несколько шагов, метнул нож в его широкую спину. Ойкнув, тот упал на палубу. Атаман присел, оглядываясь по сторонам. Никто даже не пошевелился. Промерзшие до мозга костей казаки услышали лёгкий совиный крик. То была команда. Пожилой казак уступил место есаулу. Оказавшись на палубе, Андрей не знал, что делать, и направился к какому-то сооружению с дверьми. Перед ней спал здоровенный мужик, издавая могучий храп. Он перешагнул его и открыл дверь в маленькое помещение. Лампадка тускло освещала его. У стены спал какой-то человек. Что заставило его поднять голову, трудно сказать. Увидев перед собой рослого незнакомца в мокрой одежде и с саблей в руках, он понял всё. От испуга отпрянул к стене и взмолился: