Юрий Торубаров - Иван Калита

— Сколь всего надо тебе сделать обрядов?

— Сорок два, — ответил Парамша.

— Так, — князь погладил колени, — а сделал?

— Семнадцать.

Семён внимательно наблюдал за обоими.

— А сколь дён затратил?

Парамша закатил глаза, потом ответил:

— Да поболе трёх месяцев.

— Во, видишь, — князь поднялся, — сколь осталось?

Мастер почесал затылок:

— Э... пятнадцать что ль?

— Не плутуй! — князь шутливо помахал пальцем. — Не пятнадцать, а двадцать пять.

— Да ну! — удивился Парамша, что-то прикидывая, — и вправду, двадцать пять.

— Бери подмастерьев, — приказал князь.

Парамша неохотно согласился.

— Пошли, — Иван Данилович кивнул сыну на выход.

Освободившихся от строительства Успенского храма рабочих князь направил на подготовку закладки церкви Ионна Лествичника. Обновление и расширение кремлёвских стен тоже требовало внимания. И вот он с сыном стоит на только что укреплённом очередном участке стены. С его высоты он любуется Москвой-рекой, занесённой снегом, берега которой облеплены разными речными судами. Кое-кто из рачительных хозяев уже готовил свои судёнышки к предстоящему плаванию.

— Ну как, Семён? — повернулся князь к сыну. Глаза юноши сияли.

— Мне, батя, нравится.

— Вот стену доведём, пусть кто попробует нас взять!

— Ров надо заканчивать, — заметил княжич, глядя вниз.

Его слова — бальзам на душу князю: «Значит, думает, заботится. Хозяином будет».

Наверное, он ещё долго бы любовался видом и мечтал, но его позвал Василий.

— Великий князь, прибыли послы псковские!

Иван Данилович даже вздрогнул: уж не ослышался ли он?

— Щас приду, — громко ответил князь, — веди их в хоромы!

Князь с сыном, не переодевшись, вошли в хоромы. Иван Данилович был одет в простое, подбитое мехом, корзно. На голове — татарка. Порты заправлены в катанки. Лицо румяное от морозца. Он энергичен, взор горящих глаз быстр и остёр.

— Я вас приветствую, дорогие гости! — войдя, проговорил князь, скидывая корзно и шапку на руки подскочившего отрока.

Князь уселся в кресло, Семён встал рядом.

— Мой сын Семён, — представил его князь.

Гости поклонились ему. Псковичане все солидные мужи. Важны своей степенностью. В дорогих шубах, на головах — собольи шапки.

— Упреете, — бросил им князь и обратился к отрокам: — Примите-ка их наряды. Посланцы неторопливо разделись, щурясь от солнышка, которое радостно светило в окно. Когда они уселись, князь бросил:

— Слушаю вас!

Гости посмотрели на солидного седовласого псковитянина.

— Говори, Савелий, — почти в один голос назвали его псковитяне.

Савелий Ледович, боярин, расправил пушистую бороду, поправил волосы пятерней и, прокашлявшись в кулак, проговорил:

— Великий князь! Тебе, князю великому, весь Псков кланяется от мала и до велика. Дозволь весть сказать, — боярин замолчал, встал и поклонился.

Князь кивнул:

-Говори!

— Князь Александр из Пскова поехал прочь!

Иван Данилович сделал вид, что слышит это впервые. Какое-то время он молчал, обдумывая, что делать дальше. Потом сказал:

— Всё в руках Божьих! — и перекрестился. — Тому была воля нашего повелителя. Великого хана Узбека. Раз вы прибыли сюда просить мира, то я готов его заключить по старине, по отчине и по дедине!

Многочисленные кивания посланников показали их согласие на княжеские условия.

Этот мир нужен был и Ивану Даниловичу. Он продолжал опасаться Гедимина, обдумывая разные подходы заключения союза с этим победным князем. Одна задумка была, но Иван Данилович решил пока никому ничего не говорить. Если будет получаться, обговорит это дело с Узбеком, чтобы тот не заподозрил в нём заговорщика. Проживавший в Литве Александр тоже представлял большую угрозу. Он мог побудить Гедимина в поход на Московию, обещая поддержку тверичей.

А пока сам Александр был устроен совсем не по-княжески. Услышав от Гедимина, что он отдаёт ему своё бывшее жильё, князь поначалу обрадовался. Но когда он его увидел, волосы на его голове зашевелились. Да, стены были целы. Но вот остальное оказалось наполовину отсутствующим или разбитым. Видать, многое лучшее было взято для нового замка. Окон почти не было. Крыша во многих местах снята. А где и осталась, то мало спасала от дождливой погоды. Высказывать жалобу или показать обиду князь не мог, понимая, что он находится не в том положении. Пришлось заставить своих людей навести в помещении мало-мальский порядок. Настроение усугублялось и отсутствием любимой жены. Везти её сюда после родов было нельзя. Это он отлично понимал, но и быть в долгой разлуке тоже не мог.

Выбрав удобное время, когда Гедимин уехал куда-то на запад якобы изучать немецкие укрепления, князь сорвался. Погода была прескверной. Беспрерывно валил густой, мокрый снег. После продолжительного пребывания в пути в такую погоду путники, как бы ни кутались, чувствовали, как по их телу начинали бежать холодные струйки. Поэтому многие, зная, что их ожидает в пути, откладывали дела и сидели по домам, греясь у печей.

И было странно видеть одинокого всадника, который явно куда-то торопился. На нём был крестьянский чиненый-перечиненый тулупчик, на ногах — разношенные, с истёртыми пятками сапоги. Высокий воротник поднят. На глаза надвинута мохнатая шапка. Настроение ему поднял внезапно раздавшийся звон колокола. «Значит, — подумал он, — Псков близко». Но из-за такого снегопада увидеть город издали не представлялось возможным.

Стража в воротах, прячась от снега, с сожалением посмотрела на въезжающего одинокого всадника и не стала его останавливать. Всадник спокойно проехал стражу. Видать, он хорошо знал город, потому что уверенно направился в один из переулков. Он остановил коня недалеко от одного боярского дома. Привязав коня к дереву и насыпав ему в торбу овса, оглянувшись по сторонам, направился к хоромам. Постучал колотушкой по воротам, но никто не ответил. Тогда он постучал ещё раз и довольно громко. С крыльца послышался чей-то недовольный голос:

— Чё надо?

В ответ вопрос:

— Боярин дома?

— Дома чё доложить?

— Скажи, — он вновь посмотрел по сторонам, потом добавил: — князь Александр.

Боярин Василий Белоут не скрывал радости видеть изгнанника. Но в то же время в его глазах светился страх: «Не дай бог, кто прознает». Но он старался не подать вида. Александр, как на духу, рассказал ему о своих сердечных болях. Боярин же поведал о том, что псковитяне только что заключили мир с московским князем. Александр спросил:

— Он понудил?

Белоут покачал головой:

— Сами захотели. Литовцы заняты своими делами. Новгородцы, видя это, стремятся взять над нами верх. Посуди, князь, сам: кто нас рассудит? Был бы ты... — он не договорил.