Василий Кучерявенко - Перекоп ушел на Юг

Капитан, передвинувшись в шлюпке, ухватился рукой за борт, и на его лице изобразилось страдание, когда вспыхнули листки документов. Он тяжело вздохнул, почувствовав резкую боль в спине от раны, и тихо закончил:

— Эту ночь мы проведем в море. Погода хорошая, шлюпки, хотя и пострадали от пуль и осколков, выдержат. До острова доберемся. Если кто сможет, усните, отдохните. А вахты вахтами…

Далеко на острове вспыхивали огни. Это, вероятно, горели костры. Было видно, как то поднимались ввысь, то сыпались в воду искры.

В полночь шлюпки подошли к острову, но моряки решили на берег до утра не высаживаться, а стать на якорь.

На каждой шлюпке зажгли фонари. Они уцелели, так как были в водонепроницаемых ящиках.

После пережитых волнений нервы у людей напряглись до предела, долго никто не спал. Но усталость и горе под конец взяли свое, и под утро все, кроме вахтенных, уснули.

Вода быстро наполняла бот и шлюпки. Всю ночь приходилось вычерпывать воду. Тишину ночи нарушало только звяканье ведер, которыми вычерпывали воду, да поскрипывание якорных цепей.

Евдокия Васильевна делала все, чтобы облегчить боли тяжелораненых. Особенно мучилась, хотя и старалась не издать ни единого стона, Анна Николаевна. Тяжело страдал и матрос. Николай Усаченко. В свои неполные семнадцать лет он выглядел почти мальчиком, тоненьким, как стебелек. До слез было жалко слушать, как бессвязно он бормочет что-то в бреду.

Евдокии Васильевне и самой было немногим больше, чем матросу Усаченко, она еще так мало видела в жизни. И вдруг в один день столько испытаний сразу! Алексей Зорин умер на ее глазах, и она ничем, ничем не могла ему помочь. Столько раненых, и всех надо немедленно лечить. И ее личные тревоги и опасения постепенно все более оттеснялись страданиями других.

Брезжил рассвет. Илья Бахирев, сменившись с вахты по вычерпыванию воды, прилег рядом с согнувшимся и курившим цигарку Будариным и сразу уснул. Бударин снял с себя китель и прикрыл Бахирева.

На небе мелькнул, прочертив огненной полоской темь, метеорит и пропал где-то далеко на северо-западе.

Потом небо начало светлеть, становилось серым, белесым, будто кто его припудрил мукой. Море тоже посерело, у берега поблескивали всплески волн. Яснее стал виден остров. Это была уже не темная полоса с редкими огоньками среди черной воды. Виднелись то серые, то зеленовато-желтые осыпи берега, вдали синели горы — острые, изорванные вершины вулканов, а у берега поднимался вверх высокий белый султан дыма. У кораллового рифа, беспрерывно накатываясь, белел пенный бурун. На одиноко торчащей скале виднелся лохматый ствол, и на его вершине, словно спицы поломанного колеса, — длинные темно-зеленые листья пальм — вайи.

Восток заалел огненной полоской, вода заискрилась, засверкала, точно вспыхнувшая в пламени пожара. От острова на воду упали длинные тени, потянул прохладный ветерок.

На шлюпке проснулся Олейников, умылся морской водой из-за борта, вытерся рукавом кителя и заботливо потушил фонари. Проснулись и остальные.

Подошли к берегу.

Был отлив, вдоль острова, вдаваясь далеко в море, тянулась отмель. Залитые водой впадины, ямки на отмели сверкали, будто голубовато-розовые зеркала. Утро устанавливалось ясное. И не верилось, что в такое безмятежное утро на земле может идти война, что рядом с этим тихим островом только вчера потопили безоружный пароход и убили несколько человек, а многих ранили.

И все-таки на душе было хорошо, как в летний праздник, когда внутри у тебя все поет, радуется.

И вдруг в один миг тишина растаяла: все наполнилось шумом, писком, щелканьем, трелями каких-то неведомых птиц. Затем послышались резкие крики, урчание — это были голоса попугаев и обезьян. Казалось, все живое приветствовало нарождающийся день.

«Долго ли придется нам здесь жить, на этом далеком и чужом острове?» — подумал Бударин.

Шлюпки ткнулись в отмель, покрытую белым коралловым песком. Шатаясь от усталости, измученные всем пережитым накануне, люди с трудом выходили из шлюпок.

Бударин, Бердан и Бахирев пошли на разведку к джунглям. Когда они были уже у цели, оставшиеся у шлюпок моряки увидели, что из зарослей вышло несколько вооруженных карабинами людей, в темно-зеленых широкополых шляпах, коротких, до колен, брюках и безрукавках. Один из них, по-видимому офицер, сказал что-то сопровождавшим его людям, затем подошел к Бударину и о чем-то с ним заговорил. Вскоре после этого офицер подал команду, и солдаты отвели наведенные на наших людей карабины. Бударин же, повернувшись к шлюпкам, замахал рукой, приглашая моряков следовать на берег.

С большим трудом моряки прошли несколько десятков метров по отмели, отделяющей шлюпки от берега. Ноги глубоко увязали в песке, к тому же тяжелораненых Анну Николаевну, Андрианова и Михневича пришлось нести на руках.

В это время из зарослей показалось еще несколько человек — без рубах, в болтающихся вокруг бедер и свисающих ниже колен трусиках. «Малайцы!» — догадался Демидов. Тела и лица у островитян были коричневые, волосы иссиня-черные, прямые, зачесаны назад. Один из малайцев — высокий, худой, с седой головой — выглядел значительно старше других. Они взяли у обессилевших моряков тяжелораненых и понесли их через лагуну на берег, остальные принялись вытаскивать на отмель бот и шлюпки.

Двое военных подошли к морякам. Один из них заговорил на английском языке:

— Я — голландский лейтенант Петер Энгерс, а это — мои солдаты, — показал он на коричневых людей, одетых в форму и вооруженных карабинами. И добавил: — Я комендант острова Большая Натуна. Вы знаете, что Япония напала на США и обстреливает голландские острова на Тихом океане? Японцы обстреляли и Натуну.

— Знаем, слышали, — ответили моряки.

Лейтенант Петер Энгерс был еще совсем молодым человеком, и, как он ни старался казаться солидным, это у него не получалось. Говорил он быстро, часто перескакивал с одного на другое:

— Кто вы? Откуда? Ваша национальность?

Демидов ответил и подумал: «Может быть, голландцы помогут сообщить в Советский Союз о гибели нашего судна и части людей, о том, сколько у нас раненых? Может быть, с их помощью нам удастся поскорее выбраться домой? Или они переправят нас в Сингапур, а оттуда мы сами доберемся на Родину».

А лейтенант между тем продолжал:

Это очень хорошо, что вы на своих шлюпках засветили ночью фонари, а то мы могли бы обстрелять вас. Мы думали, что это японский десант, и приготовились к обороне. Боялись, решили лучше умереть, чем сдаваться в плен. А вышло, что советские моряки с потопленного судна. Японцы наш остров уже несколько раз обстреливали. Вот и вчера в полдень здесь несколько раз пролетали японские бомбардировщики…