Валерий Поволяев - Жизнь и смерть генерала Корнилова

К сожалению, по-другому были устроены мозги у господина Витте и у тех, кто ему внимал.

Иногда Корнилову казалось, что человек этот живёт совсем не в России и на интересы российские ему глубоко наплевать.

Младший урядник Созинов стоял на вышке. Место вокруг поста было расчищено — надоели внезапные налёты хунхузов из зарослей, поэтому полковник Корнилов приказал вырубить вокруг каждого поста специальную «зону отчуждения», как на дороге, чтобы можно было заметить не только подползающего разбойника, но и засечь птицу, случайно вымахнувшую из тайги.

Было утро. Сырое, какое-то настороженное, со странной, предвещающей беду тишью, в которой даже не было слышно обычного синичьего теньканья, словно бы всех птиц выморила нечистая сила.

На макушках недалёких сопок висел туман — прилип клочьями прямо к деревьям, сваливался на землю неряшливыми комками, таял, растекался жгучей, вышибающей дрожь на коже сыростью.

Иногда с сопок приносилось чужое холодное дыхание, прошибало до костей, Созинов невольно передёргивал плечами и старался сжаться в клубок, сгруппироваться, стать одним большим мускулом, не пропустить в себя холод... И всё равно холод прошибал до костей, кожа на руках покрывалась сыпью.

Туман, пристрявший к кудрявым невесёлым сопкам, раздвинулся, охапки ваты пробил острый, лезвистый луч, и, словно отзываясь на пробуждение солнца, в кустах, обрамлявших вырубленное вокруг поста пространство, по-дурному громко заголосила незнакомая птица. Созинов насторожился.

— Уж не сорока ли? — беззвучно прошевелил он белыми, остывшими губами. — Китайские сороки отличаются от российских...

Китайские сороки, как слышал Созинов, и в горляшек — диких воркующих голубей — могут обращаться, и в воробьёв, и в синиц, и в попугаев, которых на юге жарят, варят, парят вместе с рисом и змеями, а захотят — обратятся и в мрачных, хрипло кричащих ворон...

Созинов насторожился недаром — кусты вокруг «зоны отчуждения» зашевелились, на открытое место выскочил плечистый кривоногий китаец, глянул в одну сторону, потом в другую, увидел сторожевую вышку и стоявшего на ней казака, пискнул что-то и поспешно втиснулся задом в кусты. В следующее мгновение из кустов раздался пистолетный хлопок. Созинов подхватил винтовку, стоявшую на дощатом настиле вышки, передёрнул затвор, приложился и выстрелил в густую шевелящуюся листву.

Стрелял он вслепую, ориентируясь на шевеление веток, и, похоже, попал — из зарослей донёсся вскрик, по листве словно ветер пробежал, на открытое место выскочил ещё один китаец, в руке он держал старый тяжёлый револьвер с тускло поблескивающим стволом, с таким оружием деды воевали на Шипке, подхватил револьвер другой рукой, пальцем натянул курок и выстрелил.

Пуля с басовитым гуденьем прошила воздух метрах в двух от вышки и растаяла в воздухе. Созинов почувствовал, как его щёку запоздало обдало теплом. Китаец выкрикнул что-то гортанно, громко и вторично взвёл курок своего огромного револьвера, снова надавил на спусковую собачку. Револьвер рявкнул оглушительно, подпрыгнул в руке китайца. Вновь — мимо. Пуля, как и в первый раз, обогнула Созинова.

— Хорошо, — прокричал он азартно и выстрелил ответно. — Очень хорошо! — Недовольно сморщился — впустую сжёг патрон, так же, как и криворукий китаец, промазал.

Из зарослей на открытое место выскочили ещё несколько человек, вооружённые как попало, кто чем — ножами, тесаками для рубки бамбука, ружьями, у двоих хунхузов в руках были японские «арисаки», были также странные самопалы, прикрученные проволокой к плохо выструганным ясеневым прикладам, берданки, старые пищали, которые надо заряжать со ствола; несколько человек вскинули оружие и дали нестройный залп. Созинов даже сжался — показалось, что ему сейчас продырявят шкуру.

Но нет, пронесло. Две пули всадились в вышку, встряхнули её, остальные промахнули мимо. Созинов выстрелил ответно. Удачно выстрелил — один из нападавших заверещал, подпрыгнул по-заячьи высоко и повалился на спину. Созинов передёрнул затвор.

Снизу, с поста, прямо из окна, также ударил выстрел: друзья-стражники очнулись от сна, протёрли глаза и схватились за винтовки. Сквозь ватную наволочь снова проклюнулся лезвистый радужный луч, засиял дорого, неузнаваемо преобразил местность; в следующее мгновение из дома стражников ударило сразу несколько выстрелов.

Хунхузы закричали возбуждённо, попятились. Трое лежали на земле, дёргали ногами. Громко хлопнула дверь домика — у двери к стальному тросику был привязан тяжёлый противовес, хлопал оглушительно, будто люк на орудийной башне. Старший урядник Подголов договорился с Созиновым, чтобы тот, спец по части чего-нибудь смастерить, заменил противовес на более лёгкий, тогда дверь не будет лупить так оглушающе, не будет пугать «стрельбой» птиц и зверей, но Созинов не успел выполнить заказ.

На площадку из караульного помещения выбежал Подголов, пригнувшись, огляделся и поспешно прижал к плечу приклад винтовки, прокричал что-то, крик был заглушён звуком выстрела, Подголов ударил точно — из кустов, будто птица из гнезда, вывалился хунхуз. Созинов ударил снова, сверху он видел, как на площадку выскочили сразу полдесятка стражников, проворной цепью покатились к кустам.

— Поаккуратнее, мужики! — прокричал им с вышки Созинов, — их там всё равно, что мух в выгребной яме — на каждом кусту развешаны.

Выкрик Созинова только добавил стражникам решимости. Созинов почувствовал, как у него задёргалась щека — младший урядник опасался за ребят: молоды, горячие, с ветром в голове, они могут в беду попасть. Этого Созинов боялся. Он передёрнул затвор в очередной раз, выстрелил в шевелящийся куст, снова передёрнул затвор и выругался — в обойме кончились патроны.

Ухватился рукой за подсумок, рванул ремешок. Чтобы сменить обойму, понадобилось несколько секунд, — движения Созинова были отработанными, чёткими, во всяком бою бывают важны не только секунды, но и миги куда более краткие, десятые доли секунды, — пустую обойму, горячую, пахнущую дымом, он швырнул себе под ноги, клацнул затвором, загоняя патрон в ствол, и выстрелил в очередной раз.

Из домика стражников и примыкавшего к нему караульного помещения выскочило ещё несколько человек.

Кто-то громко проревел:

— Ур-ра-а-а!

Крика этого хунхузы боялись, залопотали, засуетились в кустах, в следующее мгновение попятились, уходя дальше в безопасные заросли. Воевать хунхузы могли лишь втихую, нападая на посты исподтишка, когда дежурные команды отдыхали, удары старались наносить в спину, чтобы иной несчастный боец не видел, кто втыкает ему под лопатки ножик, а прямых столкновений боялись. Но если уж происходили лобовые стычки, хунхузы сопротивлялись яростно. Это было как сопротивление тараканов, загнанных в угол, в таких случаях тараканы могли кусаться, словно тигры — до крови.