Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного

— Спешно готовь роспись полков. За пару дней управишься?

— Раз надо, как же не управиться?

И в самом деле, роспись была готова к середине следующего дня. Дьяк Разрядного приказа доложил:

— Не единая рать из пяти полков. Каждый полк со своим огнезапасом, со своей посохой [21] Посоха — посошные люди — набирались в княжеское, царское войско «по сошному окладу» (определённое количество с сохи), выступали в качестве пехоты, выполняли вспомогательные функции (строительство укреплений, обслуживание орудий и т.д.), в мирное время привлекались для строительных и дорожных работ. , сам несёт сторожевую службу.

— Разумно. Кто надоумил?

— Сообща. Князь Курбский и мои подьячие.

— Докладывай.

— Первым выступает полк на Каму. Он перекроет пути бегства мятежников к калмыкам и в Сибирское ханство. Первым воеводой — окольничий Даниил Адашев. Второго-третьего воевод он сам определит. И воеводу огненного наряда тоже.

— Принимается. Дальше.

— Три полка во главе с князем Андреем Курбским — на Казань. Со всеми тремя войдёт в Казань, повторит присягу на верность тебе, государь, после чего, оставив один полк, двумя другими, каждому свой путь, пойдёт с мечом по взбунтовавшимся землям — Арской и Луговой черемисы. Если всё пойдёт ладом, а иначе не может быть, продвинется ещё дальше. Насколько сил хватит. Воеводами полков к нему — князья Симеон Микулинский и Иван Шереметев.

— Добро. Все, кто твёрдо стоял на Думе за поход. Не станут действовать они спустя рукава. Когда намечена готовность полков к походу?

— Через неделю. Москва и Подмосковье ополчаются для Даниила Адашева, Ярославль, Муром, Суздаль с Владимиром и Нижний Новгород дают три полка.

— Молодцом, если успеете.

Поход, однако же, задержался: Иван Грозный, совершенно неожиданно для всех, занемог. Дьяк Михайлов, единственный, кто входил в опочивальню государя, докладывал собравшимся в сенях перед опочивальней удручающе однообразно:

— На ладан дышит.

На следующий день дьяк Михайлов объявил волю умирающего:

— Присягать его сыну, крещённому Дмитрием, на царство.

Пошла буза. Вновь на троне дитя малое?! Сколько же можно?! То Глинские верховодили, теперь Захарьины, родичи Анастасьи, власть загребут под себя! Нет и — нет! Присягать надо брату государеву Владимиру Андреевичу.

Только некоторые князья и бояре смекнули, что всё похоже на игру в кошки-мышки. Если близок конец Ивану Грозному, отчего митрополит не спешит соборовать? Нет и лекарей. Только дьяк Михайлов вхож. Даже князя Владимира Андреевича Старицкого тот не пустил к брату.

— Нет. Не велено.

Шуйские, Курбский, Шереметевы — все за Владимира Старицкого, Алексей Адашев с Сильвестром хотя и не встревали в свару, которая доходила до кулаков, но тоже за присягу Владимиру Андреевичу стоят. Момент, прямо скажем, для Ивана Грозного критический. Возьмут верх сторонники Старицкого, даже если государь и поправится, трона ему не видать. В оковах проведёт остаток дней своих. Однако у дьяка Михайлова ушки на макушке. Побыл какое-то время у постели умирающего и, выйдя в сени, ушат холодной воды вылил на горячие головы спорщиков:

— Ивану Васильевичу полегчало. Он заснул. Прошу вас, прекратите гвалт.

Не только прекратишь с пеной у рта доказывать свою правоту, но скоренько попятишься. Один за другим стали присягать царевичу Дмитрию. Дольше всех держались князья Шуйские, князь Курбский и Сильвестр с Адашевым. Ждали, как поведёт себя Владимир Старицкий. Только когда присягнул тот Дмитрию, последовали его примеру.

Все воеводы, которых предложил Разрядный приказ в поход на Казань и их утвердил Иван Грозный, выступали против присяги царевичу Дмитрию, посчитали, что государь не доверит им столь крупную рать, ждали опалы, но никаких изменений не последовало. С малым запозданием полки по прежней росписи вышли усмирять мятежников.

Морозы крепчайшие. Реки сковало намертво. Снега на льду — кот наплакал. Любо-дорого ехать на конях, имеющих подковы с шипами. Одно смущало: не станешь же всё время двигаться по льду? И на совете воевод решили слать во все города и посёлки, чтобы спешно собирали бы все имеющиеся лыжи и ладили новые без промедления, дабы успеть сделать их как можно больше.

Не густой ответ. Даниил Адашев, ушедший первым, изъял лыжи почти из всех городов. Пришлось замедлить движение, делая даже остановки в приречных городках, в которых озадачивали всех, кто мало-мальски владел топором и стамеской. Теряли, естественно, драгоценное время, но понимали: в трудную минуту лыжи окажутся важным подспорьем. Весьма предусмотрительно. Воеводам было известно о разгроме отряда Бориса Салтыкова и о бесславной гибели его самого.

В Нижнем Новгороде воеводы всех полков по просьбе князя Андрея Курбского собрались на совет. У главного воеводы возникла мысль несколько изменить предписанное Разрядным приказом: в Казань идти лишь двумя полками, одному неё полку следовать через Волжскую огибь на Свияжск через земли горной черемисы, приводя всех к присяге царю Ивану Грозному, подавляя очаги сопротивления. В деталях замысел такой: полк, которому придётся приводить к присяге земли огиби, разделится на две части. Одной — путь держать через Чебоксары, стольный град Чувашии, на Канаш. Вторая часть пойдёт на Алатырь по Суре и далее по Свияге до Свияжска на соединение с основным войском. В Казань предстояло входить двумя полками.

Доложив тактический замысел и получив полную ему поддержку, князь Андрей Курбский спросил:

— Кто по доброй воле готов идти по правобережью? Чуваши вроде бы мирные, но и среди них есть наши недруги. Засады вполне возможны. Но нам нельзя повторить судьбу отряда Салтыкова. Никак нельзя. Если сротозеем где-либо, считай, поход наш не станет удачным — задерут носы мятежники.

— Каждому полку будет трудно. Это поход чай не к тёще на блины. Тебе, князь, определять, кому какой урок, — высказался князь Иван Шереметев. — Рядиться — не дело ратных воевод.

— Тогда так: князь Микулинский пойдёт по огиби. Мы с тобой, князь Иван, — в Казань. После чего тебе, оставив часть полка в крепости, идти в Арск. Привести к присяге его и всю Арскую землю. Я с моим полком — на крепость черемисскую, что на Меше. Путём воеводы Бориса Салтыкова. О дальнейшем пока гадать не станем. Успокоим если успешно левобережье, определим дальнейшую задачу.

Одобренный воеводами план оказался удачным. Князь Микулинский почти без стычек приводил к присяге города и поселения нагорной черемисы, не прибегая даже к помощи стрельцов, размещённых в Чебоксарах, Канаше, в крепостице Стрелецкой, в Алатыре. В Казани тоже всё прошло тихо, мирно. Тех, кто вопреки клятве на Коране будоражил народ, жители сами выдали головами, и Андрей Курбский, оковав этих зачинщиков, отправил в Москву для решения их судьбы государем Иваном Грозным.