Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного

К рукоположению Германа всё было готово: архиепископы и епископы уже собрались в Москве, избирательная грамота готова, сам Герман живёт в митрополичьих палатах. Он, долгое время не соглашавшийся принять столь важный сан, в конце концов дал согласие и готовился к посвящению.

Расчёт Ивана Грозного на перевоплощение Германа, однако, не оправдался. В беседе с ним перед самым Собором царь понял: горбатого могила исправит: архиепископ гнул свою линию. Говорил он о царе как об отце подвластного ему народа, о суде праведном и неподкупном на Том Свете, где всё берётся во внимание; не преминул упомянуть и о вечной муке в аду злобных грешников. И ещё — о христианском покаянии.

В задумчивости вышел Иван Грозный из палат митрополичьих, и тут как раз навстречу Малюта Скуратов.

— Что расстроило тебя, мой государь?

Иван Васильевич пересказал разговор с Германом своему главному палачу и услышал в ответ:

— Хочешь иметь второго Сильвестра, да ещё в таком сане? Он станет ужасать тебя, лицемеря, намереваясь овладеть тобой. Гони его, пока не поздно!

— Ты, как всегда, прав. Вон его из палат архипастырских! Поганой метлой!

— Мне исполнять?

— А кому же ещё?

Изгнать — изгнали. Но долго ли церкви пристало оставаться без архипастыря? Вскоре выбор Ивана Грозного пал на настоятеля Соловецкого монастыря игумена Филиппа.

Трудно, почти невозможно ответить на недоумённый вопрос: почему? Царь только что казнил почти всех князей Колычевых, целые семьи извёл, и он наверняка предполагал, что те казни воспримутся одним из Колычевых не как благо; не мог не узнать Иван Грозный и о возникшей между Филиппом и Сильвестром взаимной приязни, об их долгих еженедельных беседах (царь не выпускал из виду ни одного из сосланных), и всё же остановил свой выбор на Филиппе.

Захотел вновь выставить себя перед Двором своим и всем народом беспристрастным правителем, который печётся о добром архипастыре для православных? Может быть?

В общем, верно современники отзывались об Иване Грозном, говоря, что он в своих поступках непредсказуем.

За Филиппом был послан пристав, которому не велено было говорить, чего ради вызвали игумена в Москву, и Филипп решил, что и для него, как почти для всех Колычевых, пробил последний час. Правда, не похоже всё-таки на опалу, ибо пристав проговорился, что приглашается игумен в Москву для совета духовного. Но Филипп, однако, словно предчувствовал, что не вернётся в свой монастырь живым — отслужил литургию, причастил всю братию и, поклонившись могиле Сильвестра, произнёс клятву:

— Что бы ни случилось, я не отступлюсь от нашей с тобой мечты, от идеалов, какие мы считали своим правом и своими обязанностями.

Только в Великом Новгороде игумен Филипп понял, что его ждёт великое: новгородцы встретили его дарами и мольбами, просили молвить царю слово о них, передать просьбу нижайшую, чтобы не разорял бы он впредь их города древнего, не лил бы христианской крови по прихотям своим.

Подобные встречи случились в Волочке, в Твери, в Клину, однако Филипп не мог твёрдо заверить, что исполнит их мольбы, ибо и сам не знал, чем окончится его поездка, что ждёт его в Кремле. Он отвечал неопределённо:

— Если Господь Бог даст мне такую возможность, я буду твёрдо стоять за добро и милосердие, против зла и насилия.

С замиранием сердца и не со спокойной душой подъезжал он к Кремлю, ибо знал, как все тогда в России, непредсказуемость царя, крутого на расправу. Понимал, всё будет зависеть от первой встречи с Грозным, от духовного совета ему: будет ли в угоду кровожадности — один исход; поперёк ли злодейской необузданности — совсем иной, смертельно опасный. Тут хочется или нет, а станешь обдумывать своё поведение при встрече с царём, будешь подыскивать слова, какие предстоит сказать ему.

«Что же, двум смертям не бывать. Пусть даже лютая казнь, но не стану потатчиком козлоплясу и кровавому пиру».

Встретили игумена Филиппа перед Фроловскими воротами бояре и митрополичий клир. С почтением проводили в палаты Ивана Грозного. Тот, смиренно склонив голову, попросил:

— Благослови меня, раба Господа Бога нашего, на душевную беседу перед рукоположением тебя на архипастырство.

Филипп благословил царя серебряным нагрудным крестом и спросил с удивлением:

— Ты молвил об архипастырстве, как о решённом тобой, но не избранном на Соборе архиепископов и епископов православной церкви Руси святой? Так?

— Ещё дед мой, Иван Васильевич, оставил за собой последнее слово при рукоположении митрополита, я же, уважая право, бытовавшее в Константинополе, преемницей которого стала Москва, намерен ввести подобное право и у нас: царь выбирает архипастыря, и царь его назначает. За Собором — согласие с волей царя.

— Но император византийский считался и главой церкви.

— Верно. И мы придём к тому же. Пока же у нас нет патриарха, мы пока — митрополия, но уже не под властью патриарха. Я решил сделать второй шаг, после деда моего, к патриаршеству. Ты пособишь духовным старанием успешному движению вперёд.

— Дай мне подумать, государь, прежде чем дать тебе согласие. Я же не знал о твоих намерениях.

— Хорошо, завтра жду после утренней молитвы.

И так, и эдак прикидывал Филипп. Самое лучшее для него — твёрдый отказ. А для православной церкви? А для России? Вдруг всё же сумеет он повлиять на царя, подвигнуть его к добру. Но как? Исподволь? Или сразу и твёрдо? Как в своё время поступил Сильвестр.

«Такую линию и возьму».

Наивность величайшая. Иван Грозный уже далеко не тот податливый юноша, кого припугнул проклятием Сильвестр, — заматеревший с годами, он не страшился ни Бога, ни черта, неукоснительно придерживаясь определённого направления: уничтожая Владимировичей, не понимая, что рубит сук, на котором сидит, что и в нём, тоже Владимировиче, есть малая кровь великого предка.

Линию поведения Филиппа при таком положении вещей можно назвать одним словом: подвиг.

Благословив Ивана Грозного нагрудным крестом на дела праведные, игумен Филипп без всякой робости и без всякого сомнения высказал свои условия:

— Приму, государь, по твоей воле архипастырство, если ты откажешься от опричнины. Соедини Русь святую в единое целое, усмири кромешников, верни людям право жить без страха, служителям же Христа верни право молиться и молить за осуждённых, особенно определённых на казнь.

Нахмурился Иван Грозный — явный признак того, что сейчас самым лучшим словом будет слово: «Вон!», а скорее всего прозвучит: «В пыточную!»

Филипп готов был и к тому, и к другому. Однако случилось чудо.

— Условия твои не приемлю. Прошу, смири гордыню. Даю время на раздумье.

Не выдворили Филиппа из палат митрополичьих, к удивлению почти всего двора и к великому неудовольствию стаи, окружавшей царя, хотя никто из них не пытался вмешиваться и влиять на царя. Бездействовал даже Малюта Скуратов, пока ещё не понявший истинные намерения своего господина, его тайное желание. Малюта не привык действовать наобум, как всегда осторожничал и выжидал время. И если в данный момент государь не приказывает заняться Филиппом, стоит ли лезть в пекло вперёд батьки?