Зинаида Чиркова - Кабинет-министр Артемий Волынский

Шестеро Салтыковых были боярами при дворе царей Ивана и Петра, занимали разные доходные и важные посты. Пятнадцать членов этого клана владели обширными поместьями в России, которые превышали земельные наделы обоих царей.

Но это только прямые предки царицы. А сколько родственных связей было у неё! Сестра Настасья вышла замуж за знаменитого при Петре князя-кесаря Фёдора Юрьевича Ромодановского, а дяди, двоюродные братья, родной брат Василий переженились на дочерях Трубецких, Прозоровских, Стрешневых, Куракиных, Долгоруких.

Так что родня царицы была огромной силой, и покорность её Петру была особенно важна.

Потому и чтил Пётр свою невестку, считал её членом своей семьи и мнением её дорожил, а умница Прасковья также почитала Петра, стараясь не противиться ему и, низко кланяясь, подносила ему грамотки с поздравлениями и почтением. Понимала, что зависит от царя, что всем ему обязана, хоть и стояла во главе многочисленного родовитого клана. Воспитана она была в стародавнем боярском обычае — выкормлена, а не воспитана. Красавица, с высокой упругой грудью, статная и дородная, с роскошной косой тёмных волос, она плохо разумела грамоту, едва-едва выучилась писать и читать, но природный здравый смысл, семейные предания и церковные обряды довершили её образование. Очень чтила царица духовенство, дружила со многими монахами, переписывалась с митрополитами, посылала им дорогие подарки и вносила много денег на церковные нужды. Ни одной церковной службы не пропускала она, постилась по назначенным дням, щедрой рукой раздавала милостыню нищей братии и заключённым-колодникам. Но верила колдунам, чудесам, вещунам. В Измайлове у неё толклись во дворце богомольцы и пророчицы, ведуны и ведуньи, и всех их кормила и привечала Прасковья. И в то же время, как в добрые старые боярские времена, держала она целый сонм карл и карлиц, юродивых и безобразных, забавляясь их уродством и грубыми, непристойными шутками.

Вольготно жилось в Измайлове царице со всем своим семейством. Роскошный дворец достался ей по наследству от царя Ивана, а плодами прекрасного поместья, обширными виноградными и просяными садами пользовалась с благословения Петра.

Восемьсот саженей в окружности занимал один только виноградный сад, яблоки, груши и сливы из которого круглый год не переводились на столе у Прасковьи. Сотни саженей занимали малиновые, смородинные, ежевичные и всякие другие кустарники, грецкие орехи вырастали на огромных деревьях. Цветники, умело разбитые местными садовниками, всегда радовали глаз царицы.

В просяном саду росли дыни, огурцы, капуста, летние овощи, а уж аптекарских трав было здесь в неимоверном количестве, и висели по стенам низеньких хором пучки сухой мать-и-мачехи, зверобоя и разных полезных трав, отгонявших насекомых и вносивших аромат в палаты.

Одно смущало душу Прасковьи: средняя дочь, Анна, выдалась не в салтыковскую родню — была смугла, слишком высока для своих лет, одарена силой и смекалкой поистине мужской и слишком походила на друга сердечного Прасковьи — Юшкова. Поначалу Прасковья горько сожалела о своём невольном грехе, совершенном по подсказке правительницы Софьи, каялась, часами простаивая перед образами и моля Господа простить ей грех, но потом притерпелась и только заботилась о том, чтобы, не дай бог, не увидели Анну рядом с Юшковым да не заподозрили греха. Оттого и прятала Анну, не выставляла её напоказ перед многочисленной роднёй, и относилась к ней как к дочери нелюбимой, обойдённой материнской лаской. Всегда обходили Анну подарками и уборами, задвигали в самый тёмный угол, и вся её природная серьёзность со временем обратилась в угрюмость и придавленность, копились обиды, а зоркий глаз всё подмечал в матери: и ласковость с сёстрами, и мимолётные перемигивания с Юшковым, и неутолимую жестокость к крепостным людям и многочисленной челяди и даже записки к милому дружку Юшкову, написанные особым цифровым кодом.

Выходила Анна на широкий измайловский двор, приказывала седлать гнедого рослого коня, взлетала в седло без помощи услужливых конюших и скакала по окрестным полям и лугам, на ходу стреляя из тяжёлой пищали. Падали к её ногам птицы, зайцы спасались от стремительного бега её коня, а лицо Анны разгоралось от ветра, бьющего в лицо, и едва заметны становились глубокие рябинки на смуглых щеках. Ветер развевал её роскошные волосы, вся она взбадривалась, её извечная печаль пропадала, и она уже не чувствовала себя обиженной и обойдённой. Ни Катерина, ни младшая Прасковья скакать на лошадях не умели, а уж стрелять и подавно не научились...

Горевала и Анна об Измайлове. Перед царским дворцом там высилась роща с высокими, хоть и редкими, деревьями и тенистым густым кустарником. С западной стороны примыкал к роще зверинец, где ей случалось подстреливать лосей, оленей и кабанов, а на птичьем дворе рядом со зверинцем водились лебеди, гуси, павлины, редкостной породы куры, и Анна порой целилась в них, но не нажимала курка: мать запрещала стрелять по домашним птицам.

Теперь приходилось отказываться и от этих немногих удовольствий. Кто знает, есть ли в хилых болотистых лесах около Петербурга звери и птицы и собирается ли царский двор на охоты, такие частые в Измайлове.

Словом, и Анне было о чём грустить. Она ненавидела танцы и куртаги [6] Куртаг — приёмы, приёмные дни в царском дворце. , где чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, не то что Катерина, умевшая и любившая вертеться и танцевать.

Но взглядывала Анна на сестёр и возвращалась к стародавней своей тайне.

Года два-три назад ездила царица Прасковья с дочерями в Спасокукоцкую и Золотиловскую обители. Она давно переписывалась с митрополитом Илларионом Суздальским, часто посылала ему богатые дары и поклоны. А тут решила свидеться с прославленным церковником.

Запёрлась с ним в одной из келий и долго выспрашивала, что ждёт её, какие беды или несчастья посыплются на её голову и нет ли каких изветов на неё, вдову горькую. Случилось так, что Анна оказалась рядом с кельей и невольно стала свидетельницей разговора матери с Илларионом. Прасковья просила молиться за своих сиротинок-дочерей. А он вдруг произнёс:

— Смуглая станет носить корону и трон получит...

Мать не поняла, переспросила, надеясь, что престол пророчит митрополит Катерине, её любимой старшенькой. Но прозорливец Илларион стоял на своём: государыней и престоловладелицей станет её средняя дочь, Анна.

Царица Прасковья впервые не поверила в предсказание, хоть и верила во все чудеса. Ничего не сказала она Анне, но с тех пор ей всё чаще доставалось от материнской руки — пощёчины, щипки и подзатыльники так и сыпались на «гренадёр-девку», как прозвала её мать.