Александр Артищев - Гибель Византии

— Что ты сказал, холоп?

— Довольно! — Ефросиния распахнула дверцу кареты. — Прекратите спор! Синьор Лоренцо, дайте мне руку и проводите к торговым рядам. Я хочу присмотреть себе пару безделиц.

Кипя от ярости, Крысуля повиновался. Соскочив с коня, он помог красавице выйти из кареты и последовал за ней, бросая время от времени уничтожающие взгляды на возницу. Но тот был занят тем, что перебирал в пальцах вожжи и даже не смотрел в сторону молодого генуэзца.

— Если бы не ваша воля, госпожа, я бы проучил этого грубияна. Надолго бы заставил его заткнуться!

— Конечно, конечно, — успокоила его гетера. — Впрочем, вы уже сделали это.

Придерживая левой рукой край накидки, чтобы не запачкать дорогую ткань, она медленно прошла вдоль рядов и так ничего и не выбрав, повернула обратно. Перед тем, как поставить ногу на ступеньку кареты, Ефросиния неожиданно для себя обернулась. В десятке шагов от неё бодро ковылял полусгорбленный, одетый в лохмотья старик. Почувствовав на себе взгляд, он поднял голову, встретился глазами с гетерой, насмешливо ухмыльнулся и подмигнул. Ефросиния вздрогнула и похолодела. Она не могла не узнать лица, из ночи в ночь являющегося к ней в кошмарах, этих глаз, пустых и страшных, этой недоброй усмешки. Женщина забилась вглубь кареты, сжалась в комок и мелко задрожала.

Увидев ее бледное, искаженное от страха, без единой кровинки лицо, Лоренцо сам не на шутку перепугался.

— Что с вами, госпожа?

Гетера медленно приходила в себя.

— Ничего. Нет-нет, ничего.

Она подалась вперёд и взяла юношу за руку.

— Крысуля….,- насмешливо-снисходительное прозвище, которым окрестили Лоренцо его товарищи, звучало на ее губах ласково и нежно.

— Могу ли я просить вас об одной небольшой услуге?

— Услуге? — сердце молодого итальянца радостно забилось.

— Вы — моя повелительница! Я весь мир готов положить к вашим ногам!

— Ах, зачем мне весь мир? Вы лучше….

Её глаза сузились и зло блеснули.

— Догоните и убейте этого негодяя!

— Кого убить? — Лоренцо удивленно закрутил головой.

— Побирушку, который только что прошел мимо нас.

— Побирушку? Я не ослышался?

— Да, да. Вот он, ещё не успел скрыться в толпе.

— Нищего? Но за что?

— Он только рядится в лохмотья нищего. На самом деле это очень опасный человек, он преследует меня долгое время….

— Ни слова больше! Куда побежал этот мерзавец?

Крысуля спешно отвязывал коня. Когда он сел в седло, Ефросиния рукой указала ему направление.

— Вон за тем домом из красного кирпича. Он свернул на маленькую улицу за ним.

Лоренцо кивнул и пришпорил коня.

Ефросиния откинулась на спинку сидения. Огромная тяжесть свалилась с её души. Всё! С кошмарами покончено! Не будет впредь пугающих сновидений, забудутся страхи и переживания.

Повеселевшим голосом она окликнула возницу.

— Поворачивай обратно, Эпифаний. На сегодня прогулка окончена.

Вскоре к ним присоединился второй провожатый. Он оправдывался, что-то невнятно бормотал о встреченном им старом приятеле, но нетвердая посадка в седле и красная кожа лица свидетельствовали о несколько иной причине его отлучки.

Старый попрошайка, рукавом утирая слезящиеся глаза, опрокинул себе на колени глиняную чашку. Две-три медных монетки, глухо звякнувших при падении, да ещё с десяток, надёжно припрятанных в складках лохмотьев — вот и вся его добыча. Но до конца дня еще далеко, на улицах немало народу и, как знать, может к вечеру наберётся достаточная сумма, чтобы уплатить хозяину за ночлег, а лавочнику — за кувшин вина.

Звуки шагов заставили старика очнуться. Он приподнял голову и машинально вытянул руку вперед. Открыл было рот, чтобы затянуть привычные просьбы, но задохнувшись от возмущения, так и не вымолвил ни слова. Какой-то оборванец, в котором намётанный взгляд попрошайки сразу же распознал юнца, с помощью несложных ухищрений пытающегося придать себе вид немощного старца, быстрым шагом прошел мимо и присел на корточки на противоположной стороне улицы, в десятке метров от него.

При виде конкурента кровь вскипела в жилах старого солдата. Он с трудом поднялся на ноги и хромая на каждом шаге, двинулся к противнику. Он кричал, сыпал проклятиями, размахивал палкой, стремясь во что бы то ни стало изгнать пришельца с улицы, которую по праву постоянного обитателя считал своей. И не колеблясь был готов вступить в бой, если чужак не уберется восвояси.

Всадник, в это мгновение вынырнувший из-за угла, внимательно наблюдал за этой сценой. Он то и дело переводил взгляд с одного оборванца на другого, как бы не решаясь сделать одному ему ведомый выбор.

Старик вплотную приблизился к пришельцу и видя, что тот не собирается уходить, занёс палку. Чужак, осознав наконец, что отсидеться не удастся, ловко уклонился и вскочил на ноги. Ответный удар кулаком в горло швырнул нищего в канаву. Хрипя и задыхаясь, не в силах сделать ни одного вздоха, бывший солдат медленно умирал в нечистотах, ловя угасающим взглядом детали разворачивающейся перед ним драмы.

Всадник, как бы желая заступиться за старика, пришпорил коня и помчался с обнажённым мечом на обидчика. Но тот и не думал бежать. Широко расставив ноги и сунув руку за пазуху, он не двигался с места, спокойно ожидая приближения врага. Всадник подскакал к нему, приставил острие меча к его груди и что-то коротко произнёс. Оборванец издевательски поклонился, внезапно левой рукой ухватил сжимающую меч кисть противника, резко отвёл в сторону, рванул ее на себя и, взмахнув правой рукой, прыгнул навстречу падающему телу.

Лоренцо, по прозвищу Крысуля, с легкостью пушинки выдернутый из седла, полетел на землю вниз головой. Последнее, что он успел почувствовать — это обжигающий холод металла у себя в груди.

Дознание по убийству одного из адъютантов Лонга проводилось впопыхах и быстро зашло в тупик: ни один из опрошенных не смог дать вразумительного ответа на вопрос, кому и зачем понадобилась смерть юноши. Сама Ефросиния наотрез отказалась давать показания. Более того, сразу после известия о гибели Лоренцо, она заперлась в своих покоях и несмотря на все уговоры, не покидала их, истерично требуя выставить караул подле ее дверей. Невзирая на недовольство и ропот своих и без того перегруженных службой солдат, Джустиниани выполнил ее просьбу, хотя не мог взять в толк, какие счеты могут быть у неведомых убийц к женщине, живущей на его содержании. После того, как с ней дважды случился нервный припадок, Лонг всерьез начал подумывать о переправке Ефросинии в Галату, но благоприятный для этого случай пока не представлялся. Довольно быстро, обремененный заботами, кондотьер выкинул из головы этот прискорбный случай, предоставив константинопольским властям самим распутывать нити, ведущие к убийству. Но и у полицейских приставов дел было невпроворот. И вскоре о смерти Лоренцо забыли все. Почти все.