Борис Васильев - Владимир Мономах

И вдруг взревели боевые трубы русской пограничной стражи. Мощь их не только заглушила лязг сабель, крики атакующих и стоны поверженных. Она парализовала саму мысль Итляра, как действовать дальше. А тут еще стали падать вдруг кони под сотниками и десятниками: началась работа разведчиков Железяна.

На растерянную орду Итляра посыпались стрелы. Стреляла сборная дружина, которой командовал Добрыня. Конечно, далеко не все стрелы попадали в цель, но сам Добрыня стрелял без промаха.

С правой руки русского построения начала надвигаться Отдельная дружина Железяна, целью которой был полный охват противника с дальнейшим его уничтожением. Эта дружина состояла в основном из пожилых опытных воинов, их сыновей и родственников. Ее шаг был упруг, решителен, начищенная броня недобро сверкала в ярких лучах уже поднявшегося солнца, и порядком растерянные воины хана Итляра в ужасе бросились от нее под сабли хана Иляса, так как родные степи уже были умело и прочно отрезаны.

И началась не рубка конников, а резня растерявшихся воинов.

Как при этом удалось ускользнуть с поля боя Итляру, никто потом понять не мог. Его искали усиленно, переворачивая трупы изрубленных и простреленных в бою половцев, но хана одной из самых многочисленных и богатых орд Степи Половецкой так и не нашли.

Предположение, что раненого Итляра вынесли сами половцы, решительно было отвергнуто ханом Илясом.

— Это не соответствует половецким обычаям, — пояснил он. — Мы, половцы, никогда не спасаем сподвижника, раненного в сражении. Если сам уполз, ушел, удрал — честь ему и хвала. Но если тебя вытащили со смертного поля — друзья, сыновья, жена, родственники, — ты уже не воин. Ты обязан умереть, потому что перестал быть воином, и пусть лучше женщина родит нового парнишку, чем содержать калеку во время всех длительных кочевий самой орды.

— Это правильно, — сказал воевода Железян. — Степь руководствуется своими законами, которым тысяча лет. И нам не следует навязывать ей свое толкование жизни. Но где же все-таки хан Итляр?..

А хан Итляр с горсткой уцелевших верных ему нукеров в это время гнал своих лошадей к стольному граду Киеву.

Вскоре он уже сидел напротив застывшего в кресле великого князя Киевского Святополка Изяславича.

— Там измена, — бормотал Итляр. — Они заманили меня в ловушку…

— И разбили в пух и прах, — усмехнулся великий князь. — И ты, жалкий и побитый, примчался ко мне. Зачем? Жаловаться? Оправдываться?

— Ты обещал мне золото. Много золота. А где оно, твое золото? Где?..

— В казне.

— А что мне делать?.. Ты должен дать мне золото, а то меня убьют в орде. Я не исполнил слова, а ты, великий князь, навязал мне договор. Но в Степи Половецкой нет договоров, а есть слово.

— Слово звонко звучит, когда за ним слышится звон десяти тысяч сабель, — жестко усмехнулся великий Киевский князь. — А сейчас в моих ушах жужжит, как комар, только твое жалкое бормотание.

— У меня семья. Восемь жен, четверо сыновей да две дочери. Я отдам тебе сыновей, а ты продашь их в рабство, а мне дашь золото. И я уйду. Уйду. Я сбегу на край света, я спрячусь…

— Вот это мне нравится больше, чем твой жалкий лепет, бывший хан и бывший человек, — великий князь опять усмехнулся. — Уж коли ты готов за свою шкуру заплатить своими сыновьями, мне есть о чем с тобой толковать. Тебя сейчас проводят отдохнуть, а вечером мы увидимся, и ты нацарапаешь крест на договоре, который тебе прочтут и разъяснят.

— Какой договор? Какой крест?..

— Договор о том, что ты продал мне в рабство своих сыновей, бывший вождь бывшей армии. Я тебе заплачу золотом, и ты немедленно покинешь границы Киевской Руси. Ты все понял?

— Да. Да. Я…

— Сейчас тебя накормят обедом. Без меня, я занят. Потом ты нарисуешь крест на договоре, а я заплачу тебе золотом.

— А я…

— Свободен, как птица.

И тут великий князь Киевский Святополк Изяславич поймал острый взгляд раздавленного, как ему казалось, хана Итляра. Тот острый степной взгляд, каким смотрят на обреченного пасть от стрелы в спину. И по спине его вдруг пробежал холодок.

«Нет, он не так прост, как прикидывается. Кто-то из его верных нукеров наверняка спасся в том сражении… Ишь, глядит, будто целится…»

И Святополк сказал:

— Из уважения к твоей старости я заключу договор о покупке твоих сыновей прямо сейчас. И прямо сейчас заплачу тебе за них золотом.

— Сейчас?.. — Хан Итляр впился настороженным взглядом в князя.

— А зачем тянуть, хан? — улыбнулся великий князь Киевский. — Эй, кто там? Принесите мне договор с ханом Итляром.

Никакого договора еще, конечно, не было, поскольку князь его так и не написал. Но были рядом гридни, и очень толковые: Святополк подбирал их лично.

— Вот, мой хан, тебе договор о покупке твоих сыновей. Поставь крест, а золото сейчас принесут.

— Сначала золото, — упрямо наклонил голову хан Итляр.

— Внести золото!

Вскоре гридни с трудом внесли увесистую сумку. Раскрыли ее, и хан сладко зажмурился.

— Да я же и не подниму ее…

— Тебя проводят гридни.

— В степь. Мне надо в степь.

— В степь так в степь. Поставь крест на договоре о продаже твоих сыновей мне в рабство.

Хан поставил крест.

— Я не донесу столько золота.

— Прощай, хан. Гридни донесут твое золото до Степи Половецкой.

Два гридня донесли золото только до крыльца. Там их неожиданно встретили нукеры хана Итляра, бесшумно закололи, схватили сумку с золотом, усадили своего хана на коня и умчались в Дикую Половецкую степь.

— Дело сделано! — громко возвестил сам себе великий князь Святополк Изяславич.

— Дело сделано!.. — радостно воскликнул воевода Железян. — Воспоем же славу на торжественном пиру в честь великого полководца князя Мономаха!

— Нет, — негромко сказал Меслим.

— Почему нет?..

— Нет!.. — мощным голосом гаркнул князь Мономах. — Русские на трупах павших товарищей не пируют!.. Пировать будем только тогда, когда поможем раненым, с честью и молитвой отпоем христиан и предадим святому огню павших в бою язычников!..

По залу прокатился рокот.

— Ты прав, мой князь, — негромко сказал Меслим. — Ты прав, как всегда.

— Да!.. — крикнул князь Владимир. — Исполним христианский долг и предадим очистительному огню язычников!.. Вот тогда всласть и попируем, и твоя младшая дочь Надежда, Ратибор, лично поднесет кубок славы юному герою хану Илясу!.. Удар его конников в тыл Итляра решил судьбу сражения. Таково мое княжеское повеление, друзья мои!

Женщины и челядь во главе с Меслимом тотчас занялись ранеными, не разбирая, кто из них христианин, а кто — язычник. Все раненые были равны перед болью, и помощь всем требовалась одинаково.