Эптон Синклер - Широки врата

Так Ланни вёз их весь путь до Валенсии. Там было тепло и светило солнце. Он купил еду и молоко для детей, дал родителям деньги и разместил их в общественном парке, уже переполненном беженцами. Страдание любит компанию, и, вероятно, правительство позаботится о них всех. Они поблагодарили его, и он поблагодарил их в ответ, потому что они говорили свободно и рассказали ему много об испанских крестьянах. У них была тяжелая жизнь и теперь их ожидает ещё худшее, но все же они оставались любезными, и думали, что Señor americano , который управлял самоходной колесницей, оборудованной магическими голосами из Мадрида, Барселоны и Севильи, должен, безусловно, быть по крайней мере, двоюродным братом Святого семейства.

Ланни поехал в штаб армии и доложил приятному офицеру, что он видел в Мадриде, и получил разрешение на пересечение границы, а также помощь в получении последней заправки бензина. Затем он посетил придорожную аптеку и купил немного порошка, чтобы защитить себя от pulgas и piojos. Он щедро посыпал этим свою машину, себя и свою одежду. Кроме того, он открыл окно и пусть свежий бриз Средиземноморья выдует запах милосердия из его небесной колесницы.

А радио рассказало ему, что армии Франко начали свою тотальную атаку на линию реки Мансанарес. Поворачивая ручку настройки, можно было услышать, что мосты были взорваны, и что Интернациональная бригада твердо оборонялась, или же, что Националисты сметали все перед собой. «Националисты» был термин, который был выбран Франко для своих мавров и Иностранного легиона, подкрепленных итальянской и немецкой артиллерией, самолетами и танками. Или, возможно, это было название, которое капиталистическая пресса за рубежом придумала для него. Во всяком случае, он требовал, чтобы все корреспонденты использовали этот термин, и угрожал тяжелым наказанием тем, кто называл его войска «мятежниками», или чьи газеты могли бы вставить это слово в депеши своего корреспондента.

Прослушивание гражданской войны в эфире и находиться в аудитории, а не на сцене, было гораздо приятнее. Ланни подъехал к границе и вновь въехал во Францию. В Перпиньяне он отправился в отель и принял ванну с карболовой мылом. Потом послал телеграммы своей матери и Рику, и ещё один сеньору Сандовалю, сообщая, что высылает чек по почте. Он и Труди договорились, что он не будет посылать телеграмм, поэтому он написал ей записку, сказав, что с ним всё хорошо и успешно, но устал после тысячи километров езды без сна.

Он спал, и всю ночь ему снилось, что он слышит десяток гроз сразу. Утром он тщательно осмотрел свою одежду и сам ещё раз вымылся с мылом. Потом позавтракал, первый раз по-настоящему с тех пор, как покинул Париж. Затем он быстро организовал проявку и распечатку своей плёнки. И имея перед собой все фотографии, он послал ночную телеграмму своему отцу, в таком иносказании:

«Ваш друг, страдающий ожирением, желавший получить лицензию на патенты, их украл, как я и предсказывал. наблюдал его воровство в действии получил полный набор фотографий, включая номер двигателя. Направляю всё заказной почтой дубликаты храню ожидаю комиссии вспомни предыдущий запрос я его получу Бьенвеню. Ланни».

Ланни проявил бы бездушие, если бы находясь рядом со своей матерью, не посетил бы её и не рассказал бы ей о своих приключениях. Кроме того, он хотел забрать свои деловые заметки, и Золтан хотел пару работ Дэтаза, чтобы показать их клиенту. Так Ланни приехал в Бьенвеню, и первое, что он сделал, он отправил всю свою одежду в химчистку, поставил тазик с формальдегидом на пол своего автомобиля и запер его там на всю ночь. Бьюти была в ужасе от его энтомологических злоключений и была ими взволнована гораздо больше, чем бомбами и снарядами. «Nom de dieu!» — воскликнула она. — «Не вздумай рассказать кому-нибудь об этом!» Тот факт, что испанские крестьяне жили с блохами, клопами и вшами всю жизнь, казалась ей определенным доказательством тщетности попыток поднять их по социальной шкале общества. Это должно заставить Ланни отказаться от своих тревожных розовых представлений раз и навсегда.

«Слушай, старушка», — сказал он, — «не думаешь ли ты, что если бы им платили достаточно хорошо, чтобы они могли купить инсектициды, то они могли бы быть рады сделать то, что ты и я всегда делаем?»

Так мать и сын опять вступили в спор. Кто был виноват в войне на Пиренейском полуострове, и кто должен выиграть? Бьюти согласилась с отцом своего сына, что вмешательство Альфи в этот беспорядок представлял отъявленный ужас. Бьюти слышала рассказы о безобразиях от своих светских друзей, и её не убедило, когда Ланни сказал: «Нет, дорогая, в Испании не сгорела ни одна монахиня, просто их лишили права обучать испанских детей суевериям». Максимум, что он мог добиться своими аргументами, это заставить ее вернуться к своей прежней позиции, что война есть зло, и что она была против нее всегда и везде. «Хорошо», — сказал он. — «Скажи это генералу Франко, который вторгается в Испанию с армией, состоящей почти полностью из иностранцев».

— Ланни, ты же знаешь, что у меня нет никаких возможностей добраться до генерала Франко.

— Господь с ним! Ты на самом деле не так уж и бессловесна, ты просто преуменьшаешь свои возможности, когда не хочешь смотреть фактам в лицо. Фашисты распространяют свою пропаганду по всему миру, а ты ее заглатываешь, потому что для тебя слишком хлопотно думать, и социально выгодно верить тому, что тебе говорят твои богатые и важные друзья. Но не трать мое время, заставляя меня слушать их старые сказки. Я сделал своей профессией узнавать факты, и когда я рассказываю тебе о них, так сумей их выслушать.

Это отрезвило ее немного, и она сказала: «Ты считаешь, Ланни, что красные не убивали своих противников по всей Испании?»

— Я не считаю ничего подобного. Там было много убийств, так же, как это было во время французской революции и русской, и так всегда будет, если угнетать и унижать людей и заставлять их получить свою свободу путём восстания. Прямо сейчас Мадрид находится в осаде, и город наполнен шпионами и предателями, спрятавшими оружие и ждущими сигнала на выступление. У меня нет ни малейших сомнений в том, что красная милиция охотится на них и расстреляет их, точно так, как любая армия в мире всегда делает с шпионами и предателями. Это будет сделано в Лондоне или Нью-Йорке при тех же обстоятельствах. То, что мы должны сделать, это понять, какая сторона выступает за свободу и просветление, а какая за средневековье и суеверие.