Эптон Синклер - Широки врата

У Ирмы не было причин для спешки, поэтому в понедельник они поехали в Лондон. Там она занялась шопингом, привела в порядок волосы и провела время за неторопливым чаем с одной из своих подруг, в то время как Ланни занимался своими профессиональными обязанностями, рассматривая предложения различных торговцев картинами. Вечером они пошли посмотреть комедию, которая шла все лето, под названием Tovarisch . Там шла речь о русском великом князе и его жене, которые были беженцами в Париже и жили в нищете, потому что они не хотели трогать огромную сумму, которую им доверило не существующее больше правительство. Рассказывали, что герру Гитлеру очень понравилась эта пьеса, хотя он принял меры предосторожности, убедившись, что её автор был чистым арийцем!

Ланни Бэдд никогда не встречал лиц, похожих на эти романтические фигуры, среди великого множества белоэмигрантов в Париже и на Ривьере. Когда в конце из-за патриотических чувств великий князь передал деньги советской власти, Ланни порадовался «счастливому концу» сказки. В газетах на следующее утро он читал новости о Конгрессе Коминтерна, а также редакционные статьи лондонской прессы полные ненависти, в них ничего не было ни юмористического, ни романтического. Старая Европа была кипящим чайником полным ненависти, и единственный вопрос был, когда он взорвётся, и в каком направлении хлынет обжигающий поток?

Пришло письмо от подруги Ирмы княгини Доннерштайн, которая пережидала жаркий сезон в шале в Оберзальцберге, недалеко от австрийской границы. Она назвала шале «маленьким», но можно быть уверенным, что там будет несколько гостевых комнат. «Приезжайте и поглядите, как здесь», — умоляла она. — «Берлин совершенно невозможен в августе. С нашей веранды наверху можно увидеть Бергхоф, гнездо орла, где укрывается наш великий фюрер, и, возможно, Ланни сможет посетить его». Она слышала, что плейбой был удостоен этой великой чести, о которой ни один из них, ни она, ни ее муж, никогда не смели мечтать.

«Что ты думаешь об этом?» — спросила Ирма. А Ланни ответил: «Ты действительно хочешь увидеть Гитлера?» Она сказала, что это может быть забавно, и, конечно, это было бы приключением, о котором можно рассказывать своим друзьям. Ланни подумал: «Что бы я ни узнал от Ади о его планах, будет полезно для Рика, Блюма, Лонге и Рауля Пальма, возможно, даже для Труди. Конечно, они всё воспримут более серьезно, если я получу информацию из первых рук».

А жене он сказал: «Я попрошу об этом Генриха Юнга, когда мы приедем в Берлин». Он не встречался со своим старым нацистским другом в последних поездках, отчасти потому, что сам Ланни был слишком занят, и отчасти потому, что Ирма находила Генриха и его жену слишком скучными. Это была такая вещь, которую дочь Дж. Парамаунта Барнса отказывалась терпеть, и Ланни планировал воспользоваться этим в Берлине. Он должен был бы оторваться от Ирмы, чтобы увидеть Труди. А это будет не так просто, когда все ее друзья были вне города. Но если он пойдёт встретиться с Генрихом в его офисе, то этот фанатичный энтузиаст поведет Ланни на демонстрацию Гитлерюгенда, или в школу, или в оздоровительный центр. Всё это заставит Ирму сказать: «Я лучше пойду, посмотрю выставки картин!»

В разгар летней жары не имело смысла слать телеграммы в Адлон, чтобы зарезервировать апартаменты. Но Ланни послал, указав час своего прибытия. Ему не надо было указывать, что он хочет, чтобы там были журналисты. Каждый отель высокого класса стремится к рекламе и принимает как должное, что все его клиенты хотят того же самого. Так что, когда прибыла американская чета, пресса уже была в холле, наблюдая с уважением шествие, включавшее одну наследницу, одного принц-консорта, одну горничную и трёх коридорных загруженных четырьмя чемоданами каждый.

Сидя в гостиной их апартамента, Ланни заказал напитки для журналистов и рассказал им о регате в Каусе, о художественных сокровищах, которые он хотел купить, и о своём визите в окрестности, где отдыхает фюрер. Каждая газета Берлина имела сведения о последней встрече Ланни с кумиром нации, и это давало ему уверенность, что информация о нём попадёт в газеты в первой половине дня. «Корнмалер» увидит её, и письмо должно придти очень скоро.

Ланни полагал, что это может случиться во второй половине дня. И всё это время он будет самым внимательным из мужей, чтобы оправдать себя для последующей невнимательности. Погода была жаркая и душная, и он сказал: «Не хочешь поехать на озера и искупаться?» На этой плоской провинции Бранденбург, когда-то был болотистой лес, в котором водились зубры, медведи и варвары. Там было много озер, где могло купаться и плавать на лодках все население мегаполиса. Но в будний день утром почти все население было на работе, и приезжие американцы смогли получить и лодки, и павильоны для купания. Швейцар отеля подсказал им, где найти самое лучшее место, где они могли провести приятное утро, а потом пообедать. Ирма не переставала удивляться, чего они ждали, потому что она получала всё, что надо в ее жизни.

Когда они вернулись в отель, там их ждало короткое сообщение: «У меня есть несколько эскизов, которые я надеюсь, вам понравятся, я был бы рад, если вы пришли в двадцать два часа вечером в любой удобный для вас день». Это все. Труди никогда раньше не просила его приехать ночью, и он догадался, что это было потому, что она больше не смела появляться на улицах в дневное время.

Первая мысль была Ланни, как отделаться от Ирмы в десять часов вечера. Но судьба была более чем добра к нему. Раздался телефонный звонок от фрау Риттер фон Фибевитц, которая оказалась в городе на ее пути с гор на берег моря. Не придут ли они поужинать к ней, своего рода экспромт, так как с ней была только одна служанка? Ирма захотела пойти, и Ланни предложил: «Я привезу тебя туда и оставлю вас, а сам возьму Генриха на обед и спасу тебя от скуки. Если тебя не будет, он не возьмет свою жену. После этого я отвезу его домой, а твоя подружка без сомнения сможет привезти тебя в отель».

«Или я могу взять такси», — дружелюбно сказала молодая жена. Это выглядело немного сказочным.

Сын главного лесничего Штубендорфа дослужился до высокого ранга в той части партийного аппарата, которая занималась образованием и подготовкой молодежи фюрера. Но Генрих Юнг по-прежнему глядел на Ланни Бэдда, как на любимца фортуны, который приходя, распространял ауру элегантности и занимательную информацию о великих столицах Европы. Национал-социалисты считали себя революционерами и разрушителями старой культуры Европы, но только самые грубые и наиболее фанатичные отказались от её чар. И для своего нацистского друга Ланни всё еще оставался романтической фигурой, признанным гостем в замке Штубендорф и обласканным унифицированной прессой Берлина. Перед тем как Генрих прибыл на ужин в Адлоне, он взял на себя труд заехать домой, надеть парадный мундир, слишком теплый и сильно пахнущий нафталином. Когда он встретил своего блестящего друга, его голубые нордические глаза сияли от счастья, а его розовые нордические щеки располнели и с годами приобрели две наивные и совершенно очаровательные ямочки.