Александр Константинович Белов - Великий поход

Индра смастерил топор, подходящий для рукопашного боя, и продолжил преследование. По пути он нашёл ручей и потратил много времени на замену жира водой, выполаскивая бурдюк и вывозя пальцами затёки содержимого.

Воин долго пил воду, скрипевшую песком на зубах. Пил не в силах остановиться и прийти в себя. Наконец он продолжил бег, однако ноги больше его не слушались. Индре показалось, что каждая нога хочет бежать в свою сторону и обе они не подчиняются его воле. Бессилие провалило дыхание воина куда-то в набитый водой живот, откуда вода выпаривалась потом и выплёскивала на спину и лицо Индры через каждый десяток шагов. Индру орошало, будто паровой луг в холодную ночь. Он окончательно разуверился в осуществимости своих планов. Справедливость на этот раз обошла его стороной. Для того, должно быть, чтобы юноша не очень-то привыкал к мысли, что она — явление постоянное, обязательное, само собой разумеющееся и ни от чего не зависимое. Данное свыше для поддержки человеческой добродетели. Да во всём мире никому сейчас и дела нет до происходящего на этом пустынном ополье. Справедливость — только способ равновесия души. Удержание её от скитаний по самоистязательным крайностям. Справедливость не требует признания, она очевидна каждому как врождённый инстинкт подчинения правилу быть человеком.

Индре не пришлось в этот день посидеть возле костра, вдыхая чадящий вар поспевающей похлёбки. Не пришлось сплотить и пригоршни орехов. Топором в поле многого не наохотишь. Только к концу следующего дня он увидел жильё. На берегу тяговодной, мрачной реки, разводящей переполье на два неотличимых берега.

Деревню обступали соломенные увалы. «Как они не боятся пожара?» — подумал Индра, разворошив ногами сухую засыпь накошенных стеблей. Соломы здесь было так много, что вполне хватило бы на крыши для нескольких деревень. Воин посмотрел на деревню, на её раннее для этого часа безлюдие, и обречённо зарылся в суховал. О еде можно было и не думать. До утра. Пока кто-нибудь из вайшей не отыщет его на этой соломе.

Индру не тяготил предстоящий труд разведения огня. Имея под рукой кремни и солому, воин легко бы справился с этой задачей. Однако ему пришлось бы уйти подальше от деревни, чтобы искры от костра не подожгли здесь соломенные завали.

Рядом неожиданно зашеворшал постил. Индра насторожился. Его рука слилась с бамбуковой впорой кремневища. Шорох замер. Для того, должно быть, чтобы осторожный пролаза решился на продолжение своего рыска.

Из соломы сперва показался нос, а потом и лохматая морда собаки. Оба затайщика замерев смотрели друг на друга. Голодный инстинкт заставил Индру отвести руку для удара…

Теперь у него было мясо. Он не сразу сообразил, что собаку будут искать. Через какое-то время. Голод — плохой подручный уму.

Индра нагрёб ворох соломы и, волоча псину за хвост, отправился на берег реки. Ему пришлось возвращаться ещё и ещё раз. За соломой. Поблизости не росли деревья, и потому не оказалось хвороста.

Индра отрубил собаке ногу, ободрал с неё шкуру и закатал мясо в глиняный ком. Жар костра должен был основательно его пропечь.

Солома взялась с нескольких искр. Воин решил, что огонь на берегу привлечёт интерес жителей деревни. Этих странных затворников, усаженных покоем и безразличием по своим углам.

Солома опалила огненным разметаем вечерний сумрак. Взяла душным жаром свежие окаты реки. Индра то и дело сторонил глаза от костра, вторгаясь взглядом в пустующую деревню. Глиномазые домики застыли в немом оцепенении.

Наконец любопытство пересилило. Юноша подбросил сухони в костёр и, заткнув за пояс кремнёвое рубило, отправился в дозор. Берегом реки.

Подойдя к деревне, Индра обратил всего себя во внимание. Ни один шорох, ни малейший копошок за глиняной стеной, тревожный вздох или тихий оглас своих не обошли бы сейчас его ухо. Деревня замерла. В этом не было сомнений. Таилась, или по какой-то неизвестности её покинули обитатели?

Индра поднялся по протопам ступеней в глиняном повале берега. По трудным ступеням, облизанным дождями, и встал прямо против хода между стенами домов. Тропинка вела туда. Забыв о голодном изнеможении, Индра порывисто преодолел это расстояние. Перед ним открылась небольшая площадь с широким каменным очагом посредине. Должно быть, в домах не было очагов, и деревенская община собиралась возле единого огнища. Нос воина заблудился в поисках продушины свежего воздуха. В осадившей деревню вони и затхлости.

То, что юноша увидел возле очага, резко прервало ход его мыслей. У каменной кладки, привалившись на бок сидел мертвец. Его поза и застывший взгляд весьма красноречиво свидетельствовали смерть. Рядом, на земле, сжавшись в комок, лежал мёртвый ребёнок.

Индра осторожно приблизился. Только теперь он смог распознать происхождение этой тяжёлой душины, убившей воздух деревни. Оба мертвеца встретили смерть мирно, будто это был ожидаемый ими итог.

Юноша, прикрыв нос ладонью, проник в ближайшую дверь. Сумрак перекрасил внутрину дома в бесцветное. Ни красок, ни звуков, ни времени. И лишь запах тлена напоминал о соседстве остановившейся жизни. И ещё, возможно, о её трагической тайне, так и не познанной мимоходным любопытством случайного прохожего.

Индра поёжился. Ему показалось, что смерть притаилась где-то рядом, поджидая это глупое любопытство. За дверной циновкой или в углу, за лежаком.

Преодолев отвращение, воин осмотрелся. Среди золистой пыли, ожившей под ногами Индры, нашлось беспорядочное разнообразие предметов жизненной нужды человека. Их словно забыли. В беде и отчаянии. Индра шагнул за перегородку и споткнулся о вытянутые ноги мертвеца.

Везде в деревне были мертвецы. В каждом доме. Женщины и мужчины со скрюченными телами. Застывшими по углам домов. Дети на руках мёртвых матерей и мёртвые дети, зарывшиеся в солому. Они будто убегали от настигшей их боли. Кто по углам, кто в самих себя. Потому, видимо, что убежать дальше, спастись, они уже не могли. Все здесь были обречены. Смерть не оставила им выбора, не оставила и надежды на спасение.

Чувство, охватившее Индру, не имело ничего общего с паникой или страхом. Он был подавлен, угнетён, растерян. Он никогда ещё не заглядывал смерти под лапу. Индра, пятясь и натыкаясь на углы, подался вон. Но более всего молодого воина пробивало то, что он сам в голодном исступлении убил последнее живое существо в этой деревне. Существо, которое, должно быть, искало у него защиты.

Болезнь, убившая вайшей, Индру не тронула. Но он и думать не мог о добытой еде. Не смог Индра и ночевать под боком у мертвецов. Он пошёл вдоль реки, в сторону её тягучего, валкого плава.