Кристиан Жак - Госпожа Абу-Симбела

— Этот трус ненадежен! — проворчал Шенар, — он похож на безумную крысу, которая напрасно ищет выход из своей тюрьмы. Почему бы его не уничтожить прямо сейчас?

— Пока Меба занимает высокую должность, он будет нам полезен.

— А если ему в голову придет мысль открыть место нашего укрытия?

— Вы думаете, я не задавал себе этого вопроса?

Со времени возвращения Рамзеса Нефертари только изредка получала возможность побыть наедине с супругом. Амени, сановники и верховные жрецы осаждали кабинет царя, и царица сама продолжала отвечать на прошения писцов: управляющих мастерскими, сборщиков податей и других чиновников, принадлежавших к ее Дому.

Часто она сожалела, что не стала заниматься музыкой в храме; там она жила бы в спокойствии, в стороне от ежедневных забот; но царица Египта не имела права на такое убежище и должна была исполнять свой долг, не обращая внимания на усталость и груз испытаний.

Благодаря постоянной помощи Туйи Нефертари овладела искусством управлять. В течение семи лет царствования Рамзес много месяцев провел в провинциях и на полях сражений; молодая царица черпала в себе скрытые силы, чтобы выносить тяжесть управления страной и выполнять ритуалы, которые поддерживали необходимые связи между миром богов и миром людей.

Пусть у нее не было возможности подумать о себе самой, но это не раздражало Нефертари; день приносил больше забот, чем в нем было часов. Конечно, она не могла часто видеть Ка и Меритамон, и теряла незабываемые моменты, когда можно наблюдать, как распускается сознание ребенка. Хотя Ка и Меренптах были детьми Рамзеса и Красавицы Изэт, она любила их так же, как и свою дочь Меритамон. Рамзес имел все основания, чтобы просить Изэт заботиться о воспитании троих детей. Между двумя женщинами не было ни соперничества, ни вражды; не имея возможности больше быть матерью, Нефертари сама попросила Рамзеса сойтись с Красавицей Изэт, чтобы последняя дала ему потомков, среди которых он, возможно, выберет своего преемника. После рождения Меренптаха Рамзес решил удалиться от Изэт, издав указ о «царских детях», позволявший Рамзесу назначить столько наследников престола, сколько он захочет.

Любовь, которую царица испытывала к Рамзесу, была гораздо больше, чем единение тел, это было магическое единение их душ; ее покорил не только мужчина, но и его сияние. Каждое мгновение она ощущала, как тонкая незримая связь объединяет их, даже когда Рамзеса нет рядом.

Уставшая царица отдалась в опытные руки прислужниц; после трудного дня в заботе о теле и красоте она забывалась и расслаблялась.

Наступил чудесный момент душа: две служанки вылили на голое тело царицы ушат теплой и ароматизированной воды. Затем она распростерлась на теплых плитах; одна из прислужниц начала делать массаж, используя специально предназначенный для этого крем, состоящий из ладана, скипидара, масла и лимона, обладавших свойством снимать напряжение и усталость перед сном.

Нефертари думала о принятых ею за день решениях, за которые была ответственна, об ошибках, которые совершила, о своих ненужных вспышках раздражения; для того, кто действует, верный путь — действовать правильно, обогащая Законы Маат и ограждая страну от хаоса.

Однако рука, массировавшая царицу, сменила ритм и стала более ласковой.

— Рамзес...

— Позволь мне заменить служанку?

— Я должна подумать.

Очень медленно она повернулась и встретила его влюбленный взгляд.

— Неужели твое бесконечное собрание с Амени и управляющими погребов закончилось?

— Этот вечер и эта ночь принадлежат нам.

Она развязала набедренную повязку Рамзеса.

— В чем твой секрет, Нефертари? Иногда меня охватывает мысль, что твоя красота нереальна.

— А наша любовь реальна?

Они сплелись на теплых плитах, их ароматы смешались, их губы соединились, затем желание понесло их на своих волнах.

Рамзес накрыл Нефертари огромной шалью; развернутая, она представляла крылья богини Исиды, бесконечной в движении, чтобы давать дыхание жизни.

— Какое великолепие!

— Новый шедевр ткацкой мастерской Саиса, чтобы тебе никогда не было холодно.

Она свернулась клубочком около царя.

— Пусть боги сделают так, чтобы мы никогда не расставались.

Освещенный тремя окнами кабинет Рамзеса был лишен украшений так же, как кабинет его отца. Белые стены, большой стол, кресло с прямой спинкой для Фараона, соломенные кресла для посетителей, сундуки с папирусами, имеющие магические надписи, предназначенные для того, чтобы защитить царскую персону. Карта Ближнего Востока и статуя умершего фараона, чей взгляд из вечности следил за работой сына.

Около письменных принадлежностей лежали две ветки акации, соединенные на концах крепкой льняной веревкой: рамка искателя подземных вод Сети, которой уже однажды воспользовался Рамзес.

— Когда будет суд? — спросил Фараон у Амени.

— Через две недели.

Писец, как всегда, был нагружен большим количеством папирусов и исписанных табличек. Несмотря на слабость спины, он сам предпочитал носить секретные документы.

— Ты предупредил Моисея?

— Разумеется.

— И какова была его реакция?

— Он казался спокойным.

— Ты ему сказал, что мы располагаем доказательствами его невиновности?

— Я дал ему знать, что у него есть надежда.

— К чему столько предосторожностей?

— Потому что ни ты, ни я не знаем, чем закончится суд.

— Но это была самооборона!

— Моисей убил человека, и более того, мужа твоей сестры Долент.

— Я вмешаюсь, чтобы сказать, что я думаю об этом несчастном.

— Нет, Ваше Величество, никоим образом ты не можешь вмешаться. Так как Фараон обеспечивает присутствие Маат на земле и четкость правосудия, он не должен вмешиваться в судебную процедуру.

— Ты полагаешь, что я этого не знаю?

— Был бы я твоим другом, если бы не помог тебе бороться против самого себя?

— Трудная задача, Амени!

— Я упорный и настойчивый.

— Но Моисей сам вернулся в Египет, ведь так?

— Это ничего не меняет.

— Ты выступишь против него?

— Моисей также и мой друг; я представлю доказательства его невиновности, но убедят ли они судей?

— Моисея очень ценили при дворе; каждый поймет стечение обстоятельств, которые заставили его убить Сари.

— Будем надеяться на это, Ваше Величество.

Несмотря на приятную ночь в обществе двух сирен, хорошо дополнявших друг друга, Серраманна был в плохом настроении. Еще до завтрака, который египтяне называли «полоскание рта», он прогнал двух красоток.

Серраманна приложил столько усилий, а убитая молодая блондинка все еще не была опознана.

Сард не верил, что описание жертвы поможет его людям выйти на правильный след. Но ни в Пи-Рамзесе, ни в Мемфисе, ни в Фивах не нашлось ни одного свидетеля. Напрашивается единственно возможный вывод: она была убита с самыми большими предосторожностями.