Кристиан Жак - Госпожа Абу-Симбела

Вооруженный футляром для кисточек из позолоченного дерева, подаренным ему царем, писец испытывал настоящее благоговение перед Рамзесом; и как не восторгаться делом Сына Солнца, который уже вошел в длинную вереницу династий как один из самых могущественных фараонов?

— Ты столкнулся с серьезными трудностями, Амени?

— Ничего особенного. Царица-мать Туйя мне очень помогла; когда некоторые сановники проявляли нежелание работать, она вмешивалась очень решительно. Египет процветает, но мы не должны расслабляться. Малейшая задержка на несколько дней с расчисткой и укреплением каналов, недостаточная бдительность в подсчете голов скота, попустительство ленивых писцов — и благополучие страны рухнет.

— Что нового слышно от Аша?

Амени поклонился.

— Сегодня я могу утверждать, что наш старый друг — настоящий гений.

— Когда он возвращается?

— Но... он остается в хеттской столице.

Рамзес был удивлен.

— Хаттусили — император хеттов. Его миссия закончена.

— Он вынужден продолжить ее, и приготовил нам важный сюрприз!

Видя оживление Амени, Рамзес понял, что Аша удалось совершить нечто невероятное. Иначе говоря, он выполнил план, согласованный с Рамзесом, несмотря на непреодолимые, казалось бы, трудности.

— Позволит ли мне государь открыть дверь кабинета и ввести сюда высокого гостя?

Рамзес согласился, приготовясь пережить нечто невероятное.

Серраманна пропустил вперед себя человека, высокого, мускулистого, с длинными волосами, грудь которого была покрыта рыжей шерстью. Задетый жестом сарда, Урхи-Тешшуб повернулся к гиганту, потрясая кулаком.

— Не смей так обращаться с законным императором хеттов.

— А ты, — вмешался Рамзес, — не повышай голоса в царстве, оказывающем тебе гостеприимство.

Урхи-Тешшуб попытался выдержать взгляд Фараона, но только несколько мгновений. Хеттский воин почувствовал, что этот поединок он проиграл. Появиться перед Рамзесом, как жалкий беглец... Рамзес, чья мощь подавляла сознание.

— Я прошу убежища у Вашего Величества и знаю ему цену. Я отвечу на все интересующие вас вопросы.

— Начинай сейчас же, — потребовал Рамзес.

Сгорая от унижения, Урхи-Тешшуб подчинился.

Фруктовый сад дворца благоухал; здесь соперничали друг с другом красотой гранатовое дерево, можжевельник, бальзамовое дерево. Именно здесь Красавица Изэт любила прогуливаться с Меренптахом. Крепкое сложение девятилетнего мальчика поражало его воспитателей; младший сын Рамзеса любил играть с Дозором, золотисто-желтым псом Фараона; несмотря на свой почтенный возраст, животное подчинялось всем капризам ребенка. Вместе они бегали за бабочками, которых никак не могли поймать. Затем Дозор потягивался и погружался в крепкий сон. Что касается нубийского льва, Бойца, он позволял Меренптаху гладить себя сначала с любопытством, затем с доверием.

Изэт жалела о времени, уже далеком, когда Ка, Меритамон и Меренптах забавлялись в фруктовом саду, наслаждаясь беззаботностью детства. Сегодня Ка учился в храме, а красавица Меритамон, которую некоторые высокопоставленные сановники уже просили выйти за них замуж, занималась священной музыкой. Красавица Изэт вспоминала очень серьезного мальчика, изучавшего иероглифы, и обворожительную девочку, игравшую на арфе, очень большой для нее. Это было вчера — счастье, теперь недоступное.

Сколько раз Изэт виделась с Долент, сколько часов провели они, говоря о Нефертари, о ее честолюбии и лицемерии? При мысли об этом у второй супруги царя кружилась голова. Уставшая от настойчивости Долент, она решила действовать.

На низком столике из смоковницы, украшенном нарисованными голубыми лотосами, Изэт поставила два бокала, наполненные соком цератонии. Тот, который она предложит Нефертари, содержал яд, убивающий постепенно. Когда через четыре, пять недель Великая Супруга Фараона умрет, ни у кого и мысли не возникнет обвинить Красавицу Изэт. Это Долент снабдила ее ядом, заверяя ее, что только божественный суд спросит с нее за смерть Нефертари.

Незадолго до захода солнца царица прошла в фруктовый сад: она сняла диадему, поцеловала Меренптаха и Изэт.

— Утомительный день, — призналась она.

— Вы видели царя, Ваше Величество?

— К несчастью, нет, Амени осаждает его делами, и я со своей стороны должна была решить тысячу и одно дело.

— Не изнуряют ли вас водоворот общественной жизни и ритуальные обязанности?

— Более, чем ты это представляешь, Изэт. Как я была счастливая в Нубии! Мы с Рамзесом не расставались, каждая секунда была восхитительна.

— Однако...

Голос Изэт дрожал, Нефертари была взволнованна.

— Ты страдаешь?

— Нет, но... я...

Красавица Изэт не могла больше сдерживать себя, она задала вопрос, жегший ей губы и сердце.

— Ваше Величество, вы правда любите Рамзеса?

Тень недовольства на мгновение пробежала по лицу Нефертари; радостная улыбка развеяла ее.

— Почему ты сомневаешься в этом?

— При дворе шепчут...

— Двор неутомим, как болтливая сорока, и никому никогда не удается заставить замолчать тех, чья единственная забота состоит в том, чтобы злословить и клеветать. Разве ты об этом не знала до сих пор?

— Да, конечно, но...

— Но я скромного происхождения и вышла замуж за Рамзеса Великого: вот причина этого слуха.

Нефертари посмотрела прямо в глаза Изэт.

— Я полюбила Рамзеса с первой нашей встречи, с первой секунды, как только его увидела, но я не осмеливалась признаться ему. С каждым днем наша любовь становится все сильнее и продлится до тех пор, пока боги не призовут нас.

— Не вы ли потребовали построить храм в вашу честь в Абу-Симбеле?

— Нет, Изэт, это Фараон желает воплотить в камне нерушимое единство царской четы. Кто другой задумал бы такой грандиозный план?

Красавица Изэт поднялась и направилась к низкому столику, на нем были поставлены бокалы.

— Любить Рамзеса — это великое счастье, — продолжила Нефертари, — Я все для него, он все для меня.

Изэт толкнула столик коленкой; оба кубка опрокинулись, их содержимое вылилось на траву.

— Извините меня, Ваше Величество, я взволнованна; будьте добры, забудьте мои нелепые и презренные сомнения.

Император Хаттусили приказал снять военные трофеи, украшавшие приемный зал дворца. Серый и холодный камень, слишком суровый на его взгляд, будет покрыт коврами с геометрическим рисунком и живыми красками.

Одетый в широкое платье из разноцветной ткани, с серебряными колье на шее, с браслетом на левом локте и волосами, стянутыми повязкой, Хаттусили надел шерстяную шапку, принадлежавшую его усопшему брату. Экономный, мало заботящийся о своей внешности, он управлял финансами государства со строгостью до сих пор невиданный.