Джалиль Киекбаев - Родные и знакомые

Следуя совету, Вагап зарезал одну из трех своих коз. Да, оказалось, бестолку.

Хусаин с Ахсаном, возвращаясь с пруда, поймали несколько землероек. Испытали и их шкурки. Но мать мучилась по-прежнему. Не помогла и шкура чёрной кошки. Прикладывали ко лбу больной лопухи, поили отваром корней девясила и раствором заговорённой соли, а ей от этого становилось только хуже.

Бабка Хадия решилась на крайнюю меру, пошла на сделку с нечистой силой: набив старое дырявое ведро ветошью, поколдовала над ним и, выйдя за аул, закинула ведро в Болото утонувшего камня. Видимо, злой дух, терзавший женщину, должен был последовать за бабкиным подарком, но колдовство не принесло больной облегчения.

— Вот тут что-то копошится и колет, — стонала она, приложив руку ко лбу.

Бабку Хадию осенила новая догадка.

— Черви у неё, должно быть, там завелись. Надо ей голову в горячем пару подержать. Овцы вот так же головой маются из-за червей…

Бабка попросила принести пустой батман из-под дёгтя. Чего другого у Вагапа, может, и не нашлось бы, а уж пустых посудин у него была полна летняя кухня. Принёс. Бросив в батман горстку белены и залив её крутым кипятком из самовара, знахарка поставила посудину под голову больной так, чтобы горячий пар шёл ей прямо в ухо. Бабка Хадия была уверена, что черви, коль они завелись в голове, одуреют от ядовитого пара и запаха дёгтя и вылезут через ухо наружу.

Горячий пар в самом деле немного помог больной. Она вспотела и заснула. Но едва остыл пот — проснулась, опять приложила руку ко лбу:

— Уф, головушка моя!..

…На рассвете Вагап разбудил сыновей, спавших во дворе на навесе.

— Вставайте, дети, вставайте! — произнёс он необычно мягко и тут же ушёл куда-то.

Хусаин с Ахсаном долго потирали глаза, отгоняя сон. Наконец спустились по приставной лестнице вниз. Ополоснули лица, полив воды друг другу из помятого латунного кумгана, стоявшего на крыльце. Ещё ничего не подозревая, вошли в дом, потянулись к висевшему у дверей полотенцу и вдруг замерли: на краешке нар в скорбных позах, молитвенно сложив руки, сидели две старухи — бабка Хадия и соседка, жена Шамсетдина. Неестественно вытянувшись вдоль нар, в странной неподвижности лежала мать. На её лицо был накинут замызганный платок.

Ребята недоуменно переглянулись, ещё не осознав случившегося, но уже смутно догадываясь, что произошло несчастье.

Вошёл следом Вагап, сказал дрожащим голосом:

— Ваша мать умерла…

Ребят оглушили эти негромко сказанные слова, лица у обоих мгновенно побелели. Хусаин, чтобы не разрыдаться дома, слепо шагнул в сени, ушёл во двор. Ахсан, тоненько взвыв, метнулся за братом.

Они молча плакали, забившись в угол летней кухни.

Пришёл отец, сказал ласково:

— Поешьте… Вон в том батмане, должно быть, катык…

Но до еды ли им было в такой час!

Салиха ждала Сунагата, вечерами вслушивалась в тишину. «Нет его и нет», — бормотала она себе под нос.

Если кто и ждал его с ещё большим нетерпением, так это была Фатима. Она уже давным-давно, таясь от матери, отнесла узелок со своими вещами к Салихе и теперь вся была во власти радостного ожидания. Глядя на неё, радовалась и Салиха.

О любви Сунагата и Фатимы в ауле догадывались их сверстники. Но с уходом парня на завод разговоры об этом заглохли. А о том, что Сунагат должен вернуться и увести девушку с собой, знала только его тётка.

Сунагат обещал вернуться через месяц. Месяц минул, пошёл второй, а его всё нет. Салиха с Фатимой высчитывали дни и надеялись: вот-вот приедет…

Между тем по аулу разнеслась весть: Усман-бай хочет высватать Фатиму для Талхи. И всё больше людей подтверждало достоверность этой новости.

То, что Сунагат и Фатима потянулись друг к другу, что они встречались, не было секретом и для Талхи. Летом он не раз вскипал от злости, но сказать что-либо Сунагату не посмел. Уход соперника на завод развязал ему руки, Талха осмелел и, чтобы остудить чувство Фатимы, пустил по аулу неприятные для неё слухи. Слухи разносил не он сам, нашлись люди, готовые оказать ему услугу. И пошли по Ташбаткану разговоры:

— А этот-то, Сунагат, оказывается, женатый. На заводе марью в жёны взял.

— И, может, не одну. Там ведь их — хоть пруд пруди.

— А всё прикидывался холостым, обманщик.

— И ещё на Фатиме будто бы обещал жениться.

— Как же, женится, верь этому зимогору!

— Пустобрёх, вот кто он.

— Да разве Фатима пойдёт за такого!

Дошли эти разговоры до Фатимы, полоснули по сердцу, хотя она им и не поверила. А что до Салихи, так, услышав ложь, она тут же старалась развеять её. Только одно ей было не под силу — встать поперёк пути Усман-бая, решившего, по утверждению молвы, взять себе в невестки суженую Сунагата.

Впрочем, сам Усман-бай о решении, которое ему приписывалось, узнал чуть ли не последним в ауле.

Однажды женщины заговорили о будто бы готовящемся сватовстве при Факихе. Факиха, не долго думая, обронила:

— Что ж тут такого, если и посватаются? Исстари живёт обычай сватать девушек.

Из этого можно было вывести, что она против Талхи ничего не имеет.

Слова её незамедлительно довели до жены Усман-бая. Та улучила удобный момент, заговорила с мужем о женитьбе сына:

— Чем искать где-то, надо взять да женить его на этой Фатиме. Ахмади с Факихой готовы вытолкать дочь из дому. Наверно, много не запросят. Брать невестку из чужого селения гораздо хлопотнёй.

— Это верно, — согласился Усман-бай. — Что ж, коли она тебе по душе, понравится и мне.

Обрадованная его согласием, жена принялась расхваливать Фатиму:

— Девушка на диво работящая, за что ни возьмётся — всё умеет, хозяйство Факихи она и ведёт. К тому же красивая лицом, статью удалась…

Не прошло и недели после этого разговора, как Усман-бай созвал в гости ближайшую родню. Целью сбора было — посоветоваться относительно предстоящего сватовства.

— Позвал я вас на совет по важному делу, — сказал он после мясного, перед тем, как подали чай. — Ежели Ахмади сочтёт нас людьми, равны ми себе, думаю нынче породниться с ним. Как вы на это посмотрите?

Усман-бай умолк, ожидая ответа. Раздались одобрительные возгласы:

— Хуп! Хуп!

Собравшиеся нашли, что дом для сватовства выбран удачно. При этом сестра Усман-бая вставила, что никаких сомнений в равенстве не должно быть.

— Чем таким может похвастать Ахмади, чего нет у тебя?

— Да-да, — подхватил старший брат, — всего у вас поровну. У него двенадцать коров с приплодом, семь-восемь упряжных лошадей — у тебя столько же. Коли в чём он превосходит, так в том лишь, что на пчельнике у него на несколько ульев больше…

Талха и Фатима в разговоре ни разу не были упомянуты, будто речь шла о судьбе кукол, которыми под окнами играют девчонки, а жизнь прожить под одной крышей предстояло Усман-баю и Ахмади.