Джалиль Киекбаев - Родные и знакомые

Разговорились. Сунагат объяснил, какие обстоятельства привели его тогда в Саитово и почему он соврал, будто бы родом он — с Яика. Услышав название его родного аула, Киньябыз просветлел:

— А ведь я знаю ваш аул, доводилось бывать в Ташбаткане!

— По какой нужде?

— Мы возили чугун из Зигазов в ваши края, на пристань. Останавливались в Ташбаткане чаю попить. Постой, как же звали человека, к которому последний раз заехали? Вроде Ахмади…

— Ахмади? Который? Богатей?

— Нет, бедняк. Дом у него на Верхней улице, на бугре стоит.

— А-а… Значит, Ахмади-бугорок.

— Должно быть, он… Да! На подъезде к Ташбаткану приключилась история: встретились мы с двумя людьми, которые везли в санях мертвеца. Верней сказать, это мы сначала подумали: мёртвый. Спрашиваем, что да как. Говорят — деревом в лесу пришибло…

— Рассказывай, рассказывай! — заинтересовался Сунагат. — Что было дальше?

— Так что ж дальше… Ну, эти ехали с нами некоторое время. Остановились мы, дали лошадям передохнуть. Тут бедняга, которого мёртвым посчитали, вдруг застонал, — открыл глаза и заговорил. Что я, говорит, тебе, Исмагил, плохого сделал, за что ж ты так?.. Ещё он кого-то назвал, но я не расслышал, позади других стоял. В обозе шёл один урыс из соседней с вами деревни, так он оказался знакомым этого бедняги и больно его жалел. Вот забыл название деревни-то, но рядом она с вашим аулом…

— Сосновка?

— Да-да… Сосновка, должно быть…

— Урыса как звали?

— Не знаю, не запомнил.

— А в Ташбаткане вы кому-нибудь про это рассказывали?

Киньябыз, почувствовав в голосе Сунагата волнение, взглянул на него с некоторым удивлением.

— Нет, не рассказывали. Мы ж ненадолго заехали. На обратном пути и вовсе, не остановились. Потом пошли бураны, дорогу занесло, и я в извоз больше не ходил… А что, или тебя это касается?

— Так деревом-то дядю моего, отцова брата, придавило, — вздохнул Сунагат.

Рассказ Киньябыза растревожил его. Он лежал, глядя в белый потолок, вновь и вновь обдумывал слова, сказанные Вагапом перед смертью. Чем его обидел Исмагил? А может быть, дерево тут не при чём, виновник смерти — Исмагил? Но, в самом деле, за что ж он так?.. За что мог поднять руку на человека, вместе с которым, считай, всю жизнь работал бок о бок? Странно…

Сунагат от этих мыслей разволновался, у него усилился жар, перед глазами всё поплыло, закружилось, опять начался бред. Потом он притих, заснул, но ненадолго — разбудила боль. Пришёл в себя, и снова все мысли сосредоточились на вопросе, что же там, в лесу, произошло. Вопрос этот не давал покоя, тут была какая-то тайна. И чем дольше Сунагат думал о ней, тем больше разрасталось подозрение, павшее на Исмагила, превращаясь в уверенность в его вине. «Может быть, этот русский из Сосновки знает больше, чем Киньябыз? Кто он?» — думал Сунагат.

Как ни медленно тянулось время в госпитале, день уходил за днём. Киньябыз, у которого раненая нога уже заживала, всё чаще прогуливался по палате, постукивая костылями по залитому цементом полу. Он то и дело наведывался к койке Сунагата, лишённого возможности двигаться, старался хоть чем-нибудь помочь, подбодрить, заботился, как о брате родном.

Уходил Киньябыз гулять и в коридор, перезнакомился там со многими выздоравливающими, а подпоручик Кулагин сам подошёл к нему — узнал солдата своей роты. И Киньябыз, конечно, знал его, даже то знал, что подпоручик родом из Стерлитамакского уезда.

— Ваше благородие, а тут ещё один наш земляк лежит, — сообщил Киньябыз офицеру. — Зовут Сунагатом, по фамилии — Аккулов.

— Аккулов? Сунагат Аккулов, говоришь?

— Так точно, ваше благородие!

— Где он лежит?

— В нашей палате…

Александр тут же навестил Сунагата.

— Вот где нам довелось опять встретиться! Ну, как дела, дружище?

Присев на краешек койки, Александр осторожно положил руки на плечи Сунагата, смотрел ему в лицо, радостно улыбаясь. Дотошно расспросил, в каком полку Сунагат служил, где, как был ранен…

Александра вскоре выписали из госпиталя. Перед отъездом в полк он обошёл всех своих знакомых, попрощался.

— Теперь мне здесь не с кем будет и побеседовать, — грустно сказала Люси.

— Не грустите, Людмила Артуровна! — подбодрил её подпоручик. — Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Будем живы — ещё встретимся. Кстати, здесь лежит мой друг детства. Можно сказать, почти родственник ваш…

— Что за родственник?

— Стеклодув с вашего завода. Теперь солдат. Красивый парень! Можете беседовать с ним.

— Так ведь… солдат, — обиделась Люси.

— Пардон! Шучу, конечно. А всерьёз — надо бы отправить его домой. Я с Андреем Филипповичем об этом говорил. Напомните ему, пожалуйста…

Подпоручик Кулагин снова ушёл на войну.

Спустя неделю пришло время возвратиться на фронт и Киньябызу. Душа бедняги исстрадалась, пока он чуть ли не со слезами на глазах прощался с Сунагатом, — не хотелось расставаться.

— Может, тебя отпустят домой, — сказал Киньябыз. — Очень прошу — сходи в Саитово, повидайся там с моими и напиши мне. Я тебе пошлю письмо с адресом…

Студёным осенним утром — с неба сыпалась крупка — Байгильде в поисках лошади спустился к речке и примерно в версте от аула возле уремы увидел лежащего на земле ничком человека. «Бэй-бэй! — удивился он. — Кто это спит тут в такую погоду?»

— Эй, вставай! Чего это ты тут валяешься? — подал голос Байгильде. Но лежащий на земле не ответил и не шевельнулся. Байгильде подошёл к нему, тронул руку и обмер: рука была холодная, как лёд.

Тут уж стало не до лошади. То и дело оглядываясь, Байгильде побежал в аул; влетел, бледный от испуга, в дом старосты и, даже не поздоровавшись, выпалил:

— Гариф-агай, человека убили!

У старосты, пившего утренний чай, брови поползли вверх.

— Человека убили, говоришь? Кто убил?

— Там, внизу, возле уремы лежит… Кто убил — не ведаю.

Гариф, отставив недопитый чай, сполз с нар. Жена и сыновья старосты, сидевшие у самовара, будто окаменели с блюдцами в руках.

— Беда за бедой! — бормотал Гариф, одеваясь. — Прямо наказанье быть старостой в нынешние времена. Сохрани аллах, так и головы лишишься!

Он послал работника за десятскими, а Байгильде велел никуда не отлучаться:

— Отставь в сторону все свои дела. Придётся попеременно караулить труп. Пойдёт теперь разбирательство — конца-краю не будет. И с тебя, и с меня допрос снимут…

Байгильде повёл старосту, десятских и ещё несколько человек к месту, где лежал труп. Гонец, посланный вперёд, привёл туда же старика Адгама, который всё ещё сторожил у пруда заготовленное там мочало. Старик мог понадобиться потому, что убийство произошло неподалёку от его шалаша.