Алексей Кулаковский - Расстаемся ненадолго

…Марии под вечер стало хуже, и Андрей, переговорив утром с Вержбицким, отдал распоряжение связаться с партизанским аэродромом, узнать, когда прилетит первый транспортник. Видать по всему, Марию придется эвакуировать на Большую землю. Некоторое время Сокольный таил эту мысль, ни с кем не делился ею. Понимал: нелегко будет эвакуировать Марию.

Никита Минович, как выяснилось позже, думал так же, как и Андрей. Решили заказать место в самолете, а сообщить об этом Марии командир пошел сам.

Шведиха открыла дверь и предостерегающе приложила к губам пальцы:

– Тише, товарищ командир, она спит…

Подле Марии сидела Варя. Завидев командира, хотела встать, что-то сказать, но Сокольный остановил ее. Неслышно прошел к небольшому топчану рядом с кроватью, снял ушанку, сел.

– Ну, как? – одними губами спросил у Вари.

– Чуть лучше, – шепотом ответила девушка. – Ночью спала, а утречком выпила теплой водицы с медом.

– Температура высокая?

Варя горестно кивнула головой.

Мария дышала часто, прерывисто. Глаза закрыты, ресницы кажутся неестественно длинными и густыми, лоб – от зачесанных назад волос – высоким, не в меру ухоженным. Вместо былых морщинок – чуть заметные тонюсенькие лиловые черточки.

Веки чуть дрогнули, Мария открыла глаза. Будто слышала, что Андрей здесь, повернула голову, глянула на него, улыбнулась через силу. Во взгляде – горесть и боль, но Андрей уловил в нем и радость, и что-то ласковое…

– Как вы себя чувствуете? – едва сдерживая душевное волнение, спросил он.

– Скоро поправлюсь, – слабым голосом ответила Мария, и ресницы ее неестественно задрожали. Видно было, что и сама не верит тому, что говорит.

– Мы все не сомневаемся в этом, Мария, – твердо произнес Андрей. – Только бы вот подлечить вас хорошенько.

– Может, покушаете? – подошла Шведиха. – Или выпьете чего-нибудь?

– Не хочется, – отказалась Мария, – спасибо. Почему ты все время сидишь возле меня? – спросила она у Вари. – Тебе самой еще надо лежать.

– Я уже здорова, – улыбнулась Варя, приподняв забинтованную руку. – Днями в отряд уйду.

– И меня здесь вылечат, – промолчав минуту, сказала Мария, доверчиво и вместе с тем вопросительно глянула на Андрея.

– Вылечат, – осторожно начал он, радуясь, что разговор завязался не так уж трудно, – только нет у нас необходимых лекарств. И условий…

– Вы были не в лучших, – заметила Мария.

– У меня рана была не такой, – решил не отступать Андрей, – да и выхода тогда другого не было.

Мария отвернулась к стенке.

– Окончательного решения еще нет, – попытался смягчить Андрей, хоть чувствовал, что не надо бы говорить неправду. – Еще, может, знаете… Вот приедут врачи из штаба соединения, посоветуемся, подумаем… Вы только не волнуйтесь, Мария… Я вас очень прошу!..

– Чего же тут думать, советоваться? – чуть слышно проговорила девушка. – Если надо лететь, я готова…

В уголках ее глаз собирались слезы.

Варя склонилась над подругой, легонько погладила.

– Не плачь, Машенька, – зашептала она. – Никуда ты не полетишь, мы не пустим! Здесь поправишься, как и я, как другие. Не плачь, родненькая!

– Разве я плачу? – сдерживая дрожь в голосе, сказала Мария. – Что ты, Варенька, я не плачу. Это так…

– Мария, – глухо заговорил Андрей и поднялся. – Мне нелегко было сказать вам об этом, поверьте! Но ваше здоровье очень дорого всем нам. Не мог я иначе. Не обижайтесь на меня, и не надо так волноваться…

– Я не обижаюсь, Андрей Иванович, – вроде бы спокойно ответила девушка. Но вдруг обхватила одной рукой Варю за шею, стала горячо целовать ее.

Обе залились слезами.

– Посидите еще чуток, товарищ командир, – попросила Шведиха.

Андрей сел, но через минуту снова поднялся. Как же тут быть?.. И дела неотложные ждут, и людей неловко оставить в таком положении.

– Я не обижаюсь на вас, Андрей Иванович, – повторила Мария, уже не стыдясь своих слез.

Сокольный тихонько вышел. Но не успел отойти от дома, как его догнала Варя.

– Что это вы? – удивился Андрей. – Раздевшись… Мороз вон какой!

– Андрей Иванович, – прижав руку к сердцу, возбужденно заговорила она. – Не отсылайте Марию в тыл, Андрей Иванович! Она здесь вылечится, как и мы все с вами! Не отсылайте!..

Еще не просохшие от слез глаза девушки смотрели на командира с надеждой, мольбою.

– Не могу, Варя, – твердо сказал Андрей. – Не могу! Нельзя рисковать ее здоровьем.

– Товарищ командир, – уже в отчаянии зашептала Варя, – милый, хороший! Я прошу вас! – Заплакала, уткнулась лицом ему в грудь. – Она же вас любит, Андрей Иванович! Любит! Только я одна об этом знаю…

– Что ты, что ты, Варя! – растерялся Андрей.

– Правду я говорю, Андрей Иванович, правду!

– Иди в хату, Варенька, простудишься…

– А вы послушаетесь меня, а? Послушаетесь?

– Иди в хату, Варя!

Андрей медленно зашагал через дворик. И так хотелось ему, чтобы сейчас никто не встретился по пути, чтобы этот пустынный дворик растянулся на километры…

Чуть не половина отряда Сокольного пришла провожать ее. Марию привезли на санях, перенесли в землянку.

Самолет должен был прибыть в два часа ночи, однако шел уже третий, а в небе – ни звука. Начальник аэродрома, бывший летчик, волнуясь, то и дело выбегал из землянки, слушал небо. Его волнение невольно передалось Андрею, Никите Миновичу, Зайцеву, Ладутьке, Варе, которая вырвалась-таки на аэродром. В нетерпении выбегал к посадочной площадке и Вержбицкий. Его трудно было узнать, похудел, даже как-то сгорбился за эти дни.

На последних минутах третьего часа начальник аэродрома выскочил чуть ли не на середину площадки. Еще никто ничего не слышал, а он уже отдал команду готовиться к приему самолета. Вскоре глухой заоблачный гул дошел до всех. Начальник, опять-таки только он один, заметил издали сигнализацию, и тотчас на площадке были зажжены огни.

Большой двухмоторный самолет садился плавно, точно, хоть всем казалось, что он вот-вот зацепится хвостом за высоченный дуб на восточном краю аэродрома.

Заглохли моторы, а из самолета никто не выходил, лишь чуть-чуть приоткрылись боковые двери. Но вот спущена лестница, и по ней сходят на землю командир экипажа, штурман. Оружие у них наготове…

Начальник аэродрома назвал пароль, и командир спрятал пистолет в кобуру, улыбнулся, протянул руку. С такой же откровенной радостью начал он здороваться со всеми подошедшими к самолету. Увидел Никиту Миновича, замер, будто не веря глазам своим, и вдруг бросился к нему, обнял за плечи.

– Отец! Родной ты мой!! Как я рад!..

– Здоров, Микола, здоров! – вроде бы и сдержанно ответил Никита Минович, а сам так заволновался, что хоть разревись на людях. – Прилетел? К нам?.. Ну, хорошо, очень хорошо!..