Алексей Кулаковский - Расстаемся ненадолго

Ребенок завозился в кроватке, закряхтел, засопел спросонья.

– Ой, простите, – спохватилась Анна Степановна, – совсем забыла о нем. У нас в доме давно уже нет маленьких, отвыкла.

Алина покачала, сколь было возможно, кроватку, что-то прошептала, что-то пропела, и малыш успокоился, опять заснул.

Не менее часа еще сидели они втроем, тихо, задушевно разговаривая.

И не были они в этот час в Старой Чигле, не потчевались пшеничной затиркой… Они были в Белоруссии – в Красном Озере, где осталась семья Анны Степановны, в далеком рабочем поселке, где родители Веры; в той воинской части, где Андрей…

Смеркалось.

Но света не зажигали: нечего зажечь, нечем и окна завесить.

Удивительная тишина… Даже в больнице Анне Степановне не всегда бывало так тихо и покойно. И так захотелось подольше побыть в этой тишине, в этом дивном покое, ни о чем не говорить, не думать…

Дрогнуло окно. Один раз, второй.

Неужто и здесь?..

Послышались взрывы, далекие, глухие, словно из-под земли.

– Бомбят? – тихо спросила Вера, всматриваясь в окно. – И что тут бомбить-то? Кажется, на десятки верст в округе нет ничего…

– И здесь бомбят, – Анна Степановна встала, нащупала на стене жакетку, набросила на плечи.

Вдруг резко распахнулась дверь – в комнату вбежала соседка Валентина Захаровна, здешняя учительница географии.

– Вера Устиновна, Верочка! – панически закричала она. – Боюсь я одна!.. Бомбят! Слышите?

Завидев незнакомую женщину, осеклась, закончила чуть спокойнее:

– Они и сюда могут прилететь. Куда нам тогда деваться?

– А что они бомбят? – спросила Вера. – Как вы думаете? Что в той стороне?

– Там станция и конезавод, – ответила Валентина Захаровна. – Километров пятнадцать отсюда.

Окно засветилось, замерцало.

– Пожар! – подхватилась Валентина Захаровна.

– Далеко горит, – вздохнула Анна Степановна, – но пожар большой.

Они смотрели в окно, представляя, как где-то там полыхает безжалостный огонь. Взрывы слышались все ближе.

– И где это наши самолеты? – с тоской прошептала Валентина Захаровна.

– На каждую деревню самолетов не наберешься, – заметила Анна Степановна. – На фронтах они, а в тылу – более важные объекты охраняют.

Дверь открыл фельдшер, коротко бросил:

– Если что, так тут у нас погреб на огороде!

Вера начала одеваться.

– Алина, возьмешь Владика. А мы в погреб не полезем. Надо бы ведра приготовить.

– И я так думаю, – поддержала Анна Степановна.

– А мальчик спит? – спросила Валентина Захаровна и подошла к кроватке.

Владик не спал, он уже сидел на постельке, держась ручонками за пеленку, которой были спеленуты ножки. Рассмотрев Алину, радостно засмеялся.

– Надо его покормить, – забеспокоилась девчина.

Никита Минович с двухстволкой на плече стоял на опушке, возле старой высоченной сосны. Сюда, в условленное место, должен прийти Жарский.

Близился вечер. По знобкой, уже изрядно порыжелой траве под сосной ходили хилые, рыхлые тени. Можжевеловые кусты поодаль сливались в темную округлую стену. Под одним из кустов изготовился с автоматом Зайцев. Никита Минович знал, что Жарский постарается прийти один, никому не скажет о вызове, однако на всякий случай прихватил с собой Зайцева. В Красное Озеро не раз наведывались немцы, уже Юстику Балыбчику и еще кое-кому из своих прихвостней они выдали винтовки – нести по ночам «охрану» деревни.

Давно миновал назначенный час, а директора все не было. И Никита Минович решил: если Жарский вот-вот не явится, несмотря ни на что сходит в школу. Поговорить с ним нужно во что бы то ни стало, и обязательно сегодня.

Сумрак под старой сосной вовсе сгустился, и на прилесном поле за сотню шагов уже трудно было разглядеть человека. Никита Минович тихонько кашлянул, подзывая Зайцева.

– Вернешься в лагерь, – приказал ему, – передашь Сокольному, что я пошел в деревню на встречу с Жарским. К полночи вернусь.

– И я с вами, Никита Минович!

– Слушай приказ!

– Есть!

Зайцев повернулся идти, но Минович тронул его за рукав:

– Погодь трошки!

Справа, совсем не там, откуда ждал Трутиков директора, треснула ветка. Никита Минович прислушался. Зашелестел кустарник, послышались шаги, в темноте промаячила чья-то фигура. Промаячила, укрылась за кустами.

Трутиков замер. Он чувствовал, что идет не кто иной – Жарский, и уже догадывался, почему директор сделал такой большой круг. Осторожно, боязливо, но человек приближался к сосне.

– Это ты, Юрий Павлович? – тихо спросил Трутиков.

– Я, Никита Минович!

– Один?

– Один.

– Балыбчика нет с тобой?

– Ну что вы, Никита Минович, как могли подумать?

– Подходи… Почему опоздал?

– Да Балыбчик этот самый и еще пятеро с винтовками перекрыли все выходы из деревни. Пришлось огородами пробираться да вот круг такой отмахать.

– Давай сядем. Отдохнешь заодно.

Никита Минович сел на один толстый корень сосны, Жарский на другой.

– Так в чем дело? – сразу начал Трутиков. – Почему не выполнил решение партийного собрания?

Жарский замялся, подтянул под себя ногу.

– Я выполню, Никита Минович. Сейчас, понимаете, беда у меня дома приключилась.

– Какая беда?

– Жена заболела. Никак не могу оставить ее, и вообще… Сами подумайте, что делать? У Ладутьки, к примеру, нет жены. Ну… у вас… у вас жена тоже не дома.

– У Ладутьки дочь, у меня сыновья! – резко оборвал его Никита Минович. – Делай так, как мы делаем. А не можешь – отвези жену к родичам.

– Да вот не знаю, – снова заерзал Жарский. – Если б хоть не белобилетник я, могли бы подумать, что в армию ушел… А так кто ж поверит? Все равно немцы догадаются. А жена хворая сейчас…

– Значит, до сей поры ты отмалчивался, на партийном собрании поддерживал наше предложение, а как дошло до дела, хвостом завилял? Мы так и подумали, что с тобой что-то неладно. Смотри, не пришлось бы каяться потом. Верили тебе как человеку, как кандидату партии. Тебе известны наши планы, наши конспиративные места. Что же это получается?

– Не подведу я партийную организацию, Никита Минович! Клянусь, не подведу!

– Я думаю… – Трутиков потупился. – Пока, быть может, я один так думаю, что ты подвел всех нас.

– Я приду, Никита Минович, скоро приду. Вот лишь управлюсь со всем дома…

– Дело даже не в этом, – отмахнулся Никита Минович. – Вчера кто-то выкрал добрую половину наших продовольственных запасов. Кто? О базе знали немногие, но в том числе и ты.

Трутиков почувствовал, что Жарский насторожился, испугался, вроде даже передернуло всего.

– Базу раскрыли? Что вы говорите?!.

– А то и говорю: пронюхали и обокрали. Правда, и мы виноваты: доверились…

Этот прозрачный намек и вовсе поверг Жарского в смятение. Страшная догадка обожгла его, но о ней сейчас он не мог, конечно, сказать.